отдела ОГПУ Москвин (Трилиссер). И я работал с ними обоими…
Но у Москвина-Трилиссера случилась беда. Он был слишком привержен идеям, слишком участвовал в партийных дискуссиях. И в конце 1929 года Коба убрал его из начальников Иностранного отдела. Коба сказал мне: «Если сотрудник ОГПУ услышал партийные споры, его задача – незаметно прокрасться к двери и убежать. Спорить вам не надо, вам надо выполнять».
Блестящего организатора Москвина-Трилиссера и исполнительного Пятницкого – обоих моих начальников мой друг Коба расстреляет в 1937 году.
Что ж, и Трилиссер, и Пятницкий знали, как убивать других. Я не раз получал от них «особые» шифрограммы. Одна у меня до сих пор хранится. В 1924 году, в Париже у меня была явка в портовом ресторане, которым владел француз-коммунист. Но вскоре я получил шифровку Трилиссера: «3970782850228702648600, 3970782850228702648600 и 3970782850228702648615». Что означало: «Владелец ресторана слишком говорлив. Необходимо устранить его и его дочь. С ком(мунистическим) приветом…»
Пришлось…
Потихоньку, незаметно сменил Коба при помощи Ильича и главное лубянское начальство. Дзержинский, совмещавший множество должностей (нарком путей сообщения и глава бесконечного количества комиссий), отошел от прямого руководства. Точнее, при помощи назначения на эти многочисленные должности Ильич вытеснил его из ОГПУ. Он был слишком прямолинейный и честный фанатик. Теперь же требовался исполнительный и, главное, покорный руководитель с обычным, то есть гибким, позвоночником российского бюрократа. Умевший часто и вовремя гнуться. Не прошло и шести лет со дня Революции, как потребовалось наше вечное холуйство. То, что презирали, над чем смеялись еще недавно! Так что никто не удивился, когда вместо фанатика Дзержинского во главе ОГПУ встал мой берлинский знакомец Менжинский.
Ильич не ошибся. Менжинский и вправду был безмерно талантлив в нашем деле. Незаменим в разработке самых головоломных провокаций. Он участвовал в делах нашего горького красного террора, хотя брезгливо отсутствовал при расстрелах. Но главное (в чем не сомневался Ильич) – «талантливый мерзавец» был готов выполнять любые приказания Вождя.
Как же быстро все поменялось при Менжинском! В очередной раз вернувшись в страну, я не узнал родную Лубянку. Из коридоров окончательно исчезли партийные фанатики и полуграмотные матросы. В кабинетах теперь сидели щеголеватые молодые карьеристы и весьма немолодые люди с подозрительной дореволюционной выправкой. Еще недавно таких мы доставляли в ЧК.
Я шел по коридору, когда увидел парочку, буквально потрясшую меня. Навстречу шествовал седой старый господин с безупречной выправкой кавалергарда, в каковом я узнал… самого Джунковского, знаменитого шефа жандармов при Николае II. Не менее интересен оказался его спутник. В прошлом жандармский полковник! Я не помнил точно его фамилии, но не забыл, как он меня допрашивал. Джунковский был в штатском – в потертом костюме и сильно поношенных сапогах, вчерашний
