овсю, проливая свой яркий, будто от прожектора, свет на Мелоди, словно на героиню зрелищного шоу.
Девочка снова закрыла глаза и улыбнулась. Поблизости раздавались нестройные аплодисменты потрескивающих балок, вспучивающейся от жара краски, лопающихся оконных стекол. В отдалении слышалось трагическое завывание пожарной сирены.
– Мелоди! Мелоди! – слышалось рядом. Это звала та женщина. Ее мать.
– Видела, она открывала глаза? На секунду! – раздался другой голос. Мужчины с лысой головой. Ее отца.
Мелоди глубоко вдохнула. Казалось, будто ее горло и нос обожжены едкой кислотой, и от дымного воздуха, что она в себя втянула, их сразу зажгло, как от огня. На какой-то миг воздух застрял у нее на полпути обратно к глотке, словно вспыхнувшая спичка. Мелоди удержала его на секунду, пока тело само не вытолкнуло воздух прочь. И вот на это кратчайшее мгновение, когда она лежала на краю лужайки напротив своего дома в сиянии полной луны, с притупленным сознанием и со стоящими рядом с ней родителями, – Мелоди почувствовала себя в какой-то странной подвешенности, внезапно очутившись в том мире, где было одновременно и мрачно, и светло, и тревожно, и покойно. В том месте, где ее жизнь обретала наконец смысл. Мелоди улыбнулась снова, открыла глаза и тут же закашлялась.
И мать, и отец – оба с закопченными лицами и всклокоченными волосами – улыбались, глядя на нее.
– Ну, слава тебе, Господи! – выдохнула женщина. – Господи, спасибо!
Мелоди, заморгав, посмотрела на нее и попыталась заговорить, но голос у нее вдруг пропал. Его будто забрало пламя. Девочка перевела взгляд на отца. По грязному лицу пролегли дорожки от слез. В руке он держал ее ладонь.
– Пока и не пытайся говорить, – сказал он. Голос его был грубым и сиплым и в то же время полным теплоты. – Мы здесь. Мы с тобой.
Боковым зрением Мелоди видела, как в разбитых окнах дома отражаются синие вспышки проблесковых огней. С помощью матери она приподнялась, облокотилась на подушки и огляделась по сторонам, обнаружив вокруг себя совершенно невиданное зрелище. Дом – ее, Мелоди, дом – был охвачен ревущим, беснующимся пламенем. За этим пожаром наблюдали, прямо в домашних халатах и пижамах, сгрудившиеся плотной толпой люди, словно перед ними пышно праздновалась Ночь Гая Фокса[1]. Посреди улицы остановились две большие пожарные машины, и мужчины в желтых касках торопливо разворачивали толстые шланги, устремляясь к горящему дому. А в небе все так же висела луна – огромная и яркая и совершенно безразличная ко всему.
Мелоди встала и сразу почувствовала, как дрожат колени.
– Она какое-то время была без сознания, – между тем говорила кому-то мать. – Приблизительно минут пять в полной отключке.
Кто-то взял девочку под локоть и бережно повел к мигающим огням «Скорой помощи». Там ее завернули в плед и дали подышать кислородом через странно пахнущую пластиковую маску. Мелоди зачарованно озирала царящую вокруг нее суматоху. Постепенно сквозь густую пелену дыма и хаоса в ее сознание просочилась-таки действительность, и что-то вдруг осенило девочку, будто сразив ударом молнии.
– Моя картина!
– С ней все в порядке, – успокоила ее мать. – Она здесь. Клайв ее спас.
– Где? Где она?
– Здесь, – указала женщина на бровку тротуара.
Холст стоял вертикально, прислоненный к бордюру, и девочка устремила беспокойный взгляд на изображенную там юную испанку с огромными синими глазами и в платье в горошек. Каким-то странным, непостижимым образом эта картина подействовала на Мелоди, утешая ее и обнадеживая, как это всегда бывало в ее раннем детстве.
– Можете пока за ней присмотреть? – хриплым голосом спросила она. – Чтобы никто ее не украл?
Родители переглянулись, очевидно, успокоенные тем, что Мелоди так серьезно печется об этой дешевой мазне с какой-то барахолки.
– Нам придется забрать девочку в больницу, – подошел к ним какой-то человек. – Нужно хорошенько ее обследовать. Мало ли что.
Мать согласно кивнула.
– А я останусь здесь, – сказал отец. – Присмотрю как тут и что.
Все трое, как один, развернулись – и увидели перед собой шокирующее зрелище того, как их дом разваливается, исчезая прямо на глазах, обращаясь в золу и обгорелые руины.
– Это был мой дом, – произнесла Мелоди.
Родители молча кивнули.
– А вы – мои мама и папа.
Они снова кивнули и привлекли девочку в свои объятия.
В родительских руках Мелоди почувствовала себя в безопасности. Она вспомнила, как всего несколько мгновений назад она лежала в своей
Ночь Гая Фокса (или Ночь фейерверков) – традиционное в Великобритании празднование годовщины провала Порохового заговора 1605 года, когда группа католиков-заговорщиков попыталась взорвать в Лондоне здание Парламента.
