ровно то же впечатление, что весь дом и его хозяин: добротные, знающие себе цену, поистрепавшиеся со временем, но умеющие сохранить достоинство. В комнате пахло теплом, чуточку пыльным, солнечным, почти летним.
– Мы ничего не говорили про Дивву, – пробормотал Гасталла, не поднимая глаз. – Мы говорили про реликвию.
– Да. – Варравир сложил на столе руки в старческих пятнышках. Ногти у него были аккуратно подстрижены. – Мы оказались в очень неприятном положении. Корень его, разумеется, не в реликвии, а в Дивве. Ведь вы, – астроном почтительно кивнул гласнику, – конечно, теперь не сможете уйти просто так. И вы, – скупая улыбка и кивок Доралу, – не позволите бросить это дело без решения. Вот и получается: оставить Дивву в покое вы не можете, а убить ее я вам не позволю. Так что нет, сложность, повторяю, не в реликвии. Реликвию я отдам вам беспрекословно, мне она без надобности, а даже если бы такая надобность существовала – я бы поступился ею ради…
Лицо астронома застыло, на лбу выступили капли пота. Варравир прижал руку к левой стороне груди, поморщился и, трудно вдыхая через каждые несколько слов, закончил:
– Для меня ваш рассказ стал большим потрясением, поверьте. Выходит, я виноват в гибели города.
Астроном нашарил на столе чашку, глотнул отвара, помолчал, полуприкрыв глаза. Маги тоже молчали, не глядели друг на друга.
Они ожидали увидеть в этом доме обезумевшего старикана, который будет сыпать проклятиями, невнятно бормотать, требовать, чтобы гости сей вздох убрались вон, а то и попытается натравить на них мертвягу. В самом деле – каким, если не бесповоротно безумным, может быть человек, который превратил жену в мертвягу и держит ее в доме уже четыре года?
Маги знали, что делать с безумным стариком. Но что делать с настоящим Варравиром, статным седым мужчиной в аккуратной домашней одежде, с добрыми и живыми глазами, приветливым и рассудительным?
– А ведь я, – продолжал астроном, отдышавшись, – я так старался, чтобы никто не пострадал, ни в этом доме, ни за его стенами. Я не приглашал гостей, старался не навредить своим слугам. Я сам забочусь о Дивве, никого не обременяя, но при этом и сама Дивва получает достаточно внимания, чтобы не ощущать себя ущемленной…
– Вы так говорите, словно она живая, – брякнул Аяс, и старшие маги на вздох одинаково втянули головы в плечи. Варравир остался невозмутимым.
– Разумеется, я знаю, что она неживая и ничего не чувствует. Но мне нравится перед собою делать вид, что все иначе. Я не пытаюсь очеловечивать мою дорогую Дивву в ее нынешней ипостаси, не пытаюсь обманывать себя всерьез, но я… установил для себя некие правила и играю в глупую стариковскую игру. – Он беспомощно пожал плечами. – Ну что еще остается одинокому умирающему дуралею, а?
Уши Аяса вспыхнули, и он уткнулся в чашку с отваром.
– Впрочем, все это вам не интересно, полагаю. – Варравир поморщился и принялся растирать левую сторону груди. – Я не стремлюсь разжалобить вас или перевести разговор.
