ничего и не добились. Я сделал вам все: манто, ренту, дом. В один день. Слышите? В один! А с Лидбиттером сколько бились! Ладно! И каков результат? На манто вы сэкономили тридцать тысяч! От ренты – по пять тысяч ежегодно! Вы избавляетесь от пяти жильцов, выставить которых у вас духу не хватало! И от продажи дома барыш. И все – благодаря мне. – Я снова встряхнул ее. – Слышите? Нет? – Я наклонился и проорал: – БЛАГОДАРЯ МНЕ! Все устроил я. Ради какого такого черта? Как думаете? Умаслить вас? Затащить к себе в постель? Ни черта! Я занимаюсь рэкетом потому же, почему и вы! Хочу сделать деньги! Так же как и вы! Что я такого сделал? Вас обжулил? Ваши деньги присвоил? Отвечайте? – Я встряхнул ее. – Нет и нет! Я делал деньги для вас и урвал кусочек себе у простофиль, на которых наживаетесь и вы! Так чего вы ор подняли? Украл у вас я что-то? Потеряли из-за меня хоть доллар? – Я отступил, меня била дрожь, на лице проступил пот. – Ступайте, звоните Стернвуду! Расскажите ему! Поплачьтесь! Я потеряю работу, а что потеряете вы? Воображаете, сумеете без меня провернуть налоговое мошенничество? Давайте! Увидите, как скорехонько окажетесь в тюрьме! Болтовня обойдется вам в тридцать тысяч! Пожалуйста, звоните, скорее! Мне плевать!
Я отвернулся и пошел на террасу. Чувствовал я себя как после битвы, и мне уже и правда было все равно, как обернется дело. Я бросился в кресло-качалку и сидел, уставясь в пространство минут пять. Тут я почувствовал, что она стоит рядом. В ее тощей фигурке было что-то жалкое.
– Вы сделали мне больно, – жалобно сказала она. – Синяков насажали. У, какой!
– А вы мне – нет? – Я промокнул нос платком, из царапины еще сочилась кровь. – Скажите спасибо, шею вам не свернул.
Она присела рядом.
– Мне пить хочется. Может, оторветесь от своих эгоистических переживаний и принесете?
Я пошел в зал и нажал на звонок. Никакие слова не передадут моих чувств. Я вступил в бой и победил! Я понимал это. Понимала и она. А это означало, что я вошел в дверь и ничто теперь не помешает мне! Вот он – величайший триумф моей жизни!
Появился Харджис. По выражению его лица я понял: он думает, что ему сейчас прикажут выбросить меня вон. Увидев, что на кнопке звонка мой палец, он застыл как изваяние.
– Принесите бутылку лучшего шампанского, – распорядился я.
Харджис перевел взгляд на террасу, где Вестал расстегнула курточку, обозревая свои синяки, тихонько мурлыча песенку.
– Слушаюсь, сэр, – бесстрастно сказал он.
– Да проверьте, чтобы действительно лучшее. Не то бутылку о вашу голову разобью.
Глаза его остановились на моем лице. В них читалась ненависть. Когда он ушел, я подошел к телефону и набрал номер Блекстона.
– Есть новости о «Конвее», Райан?
– Конечно. Только что распродался. Очистилось тридцать пять тысяч для мисс Шелли и тебе причитается с меня девятьсот долларов. Недурно?
Я взглянул на террасу. Вестал по-прежнему рассматривала синяки. Она вывернулась на шезлонге, и мне была видна ее чахлая белая
