эта история – хоть бы хны) затянули песню – весьма бестолковую:
Сладко извергом быть
и приятно забыть
бо-ога-а!
Но за это ждет
непременно до-
скверная до-рога-а!
Бенедиктов цеплялся за рукав княжеской шубы:
– Я уверен: это своеволие низших властей! Князь Святополк-Мирский – человек честных правил и новых веяний…
Арестованных загнали во двор Спасской части. Оцепления из дворников не снимали. Полицейский врач быстро отобрал раненых, и в толпе, стынущей под снегом, остались только избитые. Было зябко и стыдно. Конечно же, теперь потеряна всякая возможность исправить карьеру. А этот директор гимназии, словно репей худой, так и цепляется, так и виснет на рукаве.
– А-а, вы правовед? – говорил Бенедиктов. – Так научите, как, не нарушая законности, мне отсюда выбраться поскорее?
– Педагогично ли это будет, если вы убежите, а я останусь?
– Вы бы не смеялись, князь, – обиделся Бенедиктов, – если бы вам, как и мне, осталось два года до выхода на пенсию. И, наконец, я – директор гимназии! Что скажут мои ученики? Это аморально, чтобы воспитатель юношества находился под арестом!
– Да помолчите вы, – взмолился Сергей Яковлевич, с тоской оглядывая высокие кирпичные стены. – Не все ли равно, кому сидеть… Кому-то все равно сидеть надо!
Бенедиктов явно пытался расположить к себе толпу.
– Вам, князь, хорошо говорить! – петушился он. – Вы губернатор и сами сажали людей… И вот теперь, за ваши преступные репрессалии по отношению к простому народу, должны расплачиваться мы – честные русские либералы!
Студенты и семинаристы с удовольствием наблюдали за этой сценой, а Мышецкому было сильно не по себе.
– Уважаемый, – тихо сказал князь, – как вам не стыдно? С чего вы это взяли, что я сажал людей? Оставьте меня!
Через двор, возбужденные от полицейского рвения, борзыми гонялись чиновники. Легкой рысцой пробежал и Федя Щенятьев – тоже правовед, но, по склонности к горячительным напиткам, курса не кончивший (видать, неплохо ему и в полиции).
– Федя! – закричал Мышецкий, радуясь. – Феденька!
– Феденька, голубь мой… – заголосил Бенедиктов.
– Сударь, вы просто невыносимы! Разве вы его знаете?
– Нет. Но вы скажите ему, что я честный человек, шел…
– Федя! – снова закричал Мышецкий.
– Феденька! – взвыл Бенедиктов…
Щенятьев, бывший правовед, подбежал на зов, весь сияя.
– А-а, князинька! – узнал он Мышецкого. – И тебя закатали?
И, похохатывая, покатился дальше с бумагами. Но железный закон корпорации уже вступил в свое действие. Презри лицей, отврати университеты, но правоведа выручай! «В самом деле, – думал Мышецкий, – не дай-то бог, если до властей предержащих дойдет слух о моем аресте. Смешно!.. Однажды князь Леонид Вяземский, слуга престолу, вступился было за студентов, когда их били на улице, так только и видели князя в Государственном совете!..»
–
