улыбка была обезоруживающей. – Вы прекрасно себя проявили как характер, как личность, вы держали толпу в своих руках. Вы – действительно Рыцарь, только об этом еще не все знаете.
– Я думал, что рехнусь, когда казнил Анну! Неужели вам ее не было жалко?
– Мой эмоциональный друг, Анна – всего лишь сложный программный продукт, существующий только тогда, когда мы работаем, операционная система, казнить ее могу только я, отключив от системы. Что же касается всего остального белково-органического мира, то мне его, право, не жалко – все, что рождается и умирает, подчинено закону относительности, начало и конец – это всего лишь две точки на отрезке бесконечности, и насколько далеко они находятся друг от друга, в масштабах этой бесконечности совершенно не важно.
– Так что же важно?
– Важны отклонения от стандарта, особенность, неповторимость, оригинальность, если хотите, – то, что может запомниться и остаться на потом.
– Я все равно не понимаю, чего вы добились.
– Оставим это, со временем поймете, Рыцарь. Опыт – великое богатство. Расскажите мне лучше, что вы думаете о той толпе.
– Они были ужасны, звери, не люди.
– Но все же это были люди, простые люди без видимых отклонений, так ведь?
– Полагаю, что да…
– Ну так объясните мне, неорганическому, что ими движет? Мне очень интересно.
Я наклонился и обхватил голову руками, перед глазами были лица, глаза, рты – все сливалось в какую-то серую массу, которая катилась лавиной, сметая и пожирая все на своем пути.
– Страх, чувство самосохранения.
– Хорошо, мне это понятно, но почему тогда не уйти в сторону и не бояться где-то там на безопасном расстоянии? – улыбка Яна была просто издевательской. – Зачем кричать, требовать страданий, жестокости, ведь каждый из них может быть следующим, вы прекрасно это продемонстрировали!
– Да, но так они чувствуют свою причастность к силе, и это дает им чувство безопасности, страх их возбуждает, заводит, они кричат, пытаясь успокоить свой страх громким проявлением причастности к силе и непричастности к страданию, даже если это очевидно несправедливо, они таким образом пытаются дистанцироваться от страдания и боли.
– То есть чем больше кричишь, тем менее страшно и даже безопаснее? Очень интересно! – Ян, не скрывая, издевался надо мной.
– Нет, это просто попытка декларировать свою причастность, ощутить себя на стороне силы и тем самым дистанцироваться от плохого.
Ян сидел, прижав бокал к губам, и задумчиво смотрел белыми глазами в точку на ковре:
– Эго, эго, трусливое эго! Кажется, мы заслужили сегодня хороший ужин, Рыцарь.
* * *
Вечером, сидя за огромным столом резного дерева с бокалом вина, Ян с удовольствием щурился на огонь, потрескивающий в высоком французском камине.
– Скажите, как вы относитесь к космическим исследованиям, всяким
