стечения обстоятельств. Мне выгодно было бы первое, но честнее будет выбрать второе. Я хочу быть честным. Ничего страшного. Жаль конечно, но обойдусь как-нибудь. Без жертвы. Просто теперь будь поласковее со мной. Таким разнесчастным.
Лала глядела на него, глядела, в растерянной задумчивости. А затем её глазки задорно блеснули.
– Смотри, Рун, – улыбнулась она.
Она приподняла ручку и стала рисовать указательным пальчиком, озарившимся синим светом, в воздухе. За кончиком её пальчика потянулся световой след, не угасая, образуя линии. Она не торопясь соединила их в знак сердечка. Последний тут же вспыхнул, из рисунка материализовавшись в казавшееся состоящим из багряной жидкости ярко красное объёмное сердечко, сверкающее всей поверхностью, на сердечке появились глазки, ротик, носик, оно ожило, уставилось на Руна, вытянуло губки, несколько раз причмокнув ими, комично изображая поцелуй, и вдруг лопнуло, создав облачко алых брызг, быстро растворившихся и исчезнувших, словно ничего и не было.
– Ой! – с удивлением произнёс Рун.
– Вот. Я сейчас колдовала. Без спросу, – озорно похвалилась Лала.
– Да, – кивнул он. И усмехнулся. – Придётся мне тебя оштрафовать.
– Очень придётся, – сияя личиком, подтвердила Лала.
– А не хочешь ещё поколдовать? – с хитрецой в глазах предложил Рун.
– Нет, мой дорогой. Если только без штрафов.
– Без штрафов не интересно.
– Уже и чудеса мои тебе не интересны, милый?
– Ну, интересны. Но штрафы интересны боле.
– Чтож, продолжай мечтать о них.
Лала в умиротворении закрыла глазки.
– Как же хорошо, – проговорила она, лучась счастьем. – Ты такой уютный.
– Могла бы и вторую жертву. Мне подарить, – буркнул Рун с иронией, изображая недовольство. – Как компенсацию за мои обиды. За то, что заставила страдать.
– Бедненький, – весело посочувствовала Лала. – Рун, ты хоть понимаешь, каково пришлось мне? Рассталась с тобой, причинила тебе горе, а это тяжело, и больно, и некому обнять, и не к кому прижаться, и сколь плохо бы себя не чувствовала, нужно изображать, что мне замечательно. Дабы все поверили, будто я теперь ничего к тебе не испытываю. Ночью лишь поплачешь. Вся подушка была мокрой от слёз. Очень тяжело было.
Её улыбка несколько померкла от неприятных воспоминаний.
– Прости, – с мягким искренним сочувствием повинился Рун. – Я не подумал. И правда.
– Тебе-то полегче было, – продолжила Лала добродушно. – Ты же умеешь вычёркивать из сердца. Тех, кто тебя обидел. А я тосковала. По тебе. Ещё и виноватой себя ощущала.
– Эх, Лала. Когда столько обнимаешь кого-то. Его так просто уже не вычеркнуть, – вздохнул Рун. – Те времена, когда я мог тебя взять и вычеркнуть… кажется, они прошли.
– Ну, мне приятно это слышать, Рун, – умиротворённо сказала Лала, снова впав в безудержное сияние.
Утро
