на пропитание, у меня девятеро детей и голодный муж дома!
– Господа, дамы, купите…
– Взгляните…
– Послушайте…
Абсолютное большинство всех прочих слов смешивалось для Амисаллы в еле различимое невнятное шамканье, шипение и свист. Её родители оба были имперцами по происхождению, но она не любила разговаривать с ними на их языке: для неё он казался диким, грубым и неотёсанным в сравнении с изяществом и лёгкостью кратких форм хевилонских слов, плывущих в речи, словно облачко пара по воздуху. Вздохнув, она подпёрла голову руками и заткнула уши пальцами, чтобы абстрагироваться от шума. Но тот лишь стал немного глуше, и это раздражало больше. Покусывая губы и чувствуя, как беспокойство просыпается в душе, Амисалла вспоминала сумбурное прощание с подругами. Они узнали, что Амисалла едет в Империю, причём на семь долгих лет, только за несколько часов до заката, когда они, освободившись от своих дел, пришли позвать её на прогулку. Услышав её гордо произнесённые слова, они растерялись, а Энноя и вовсе заплакала. Повиснув у Амисаллы на плече, Энноя надрывно закричала:
– Ну куда же ты? Зачем? Столько медицинских университетов в Хевилоне, а ты выбираешь…
– Тихо ты, – цыкнула на неё Эвра, и Энноя перестала причитать, но заплакала ещё горше. Сурово взглянув на Амисаллу, она поинтересовалась: – Ты хоть писать нам будешь?
– Куда без этого… – тихо улыбнулась она.
– А на лето приедешь? – влезла Биллестия. – В химическом университете летом тоже идут кое-какие занятия, особенно не разгуляешься, но ведь…
– У меня будет практика, Биллестия, я не смогу уехать, – терпеливо разъяснила Амисалла и глубоко вздохнула, усилием делая улыбку шире. – Но я же обязательно вернусь, и я буду слать письма по четыре раза в день! Ну, чего вы?..
Девушки, собравшись в плотный кружок с нею в центре, уныло смотрели на неё влажными глазами; все, даже Биллестия, которая ненавидела плакать. Амисалла осторожно повторила:
– Эй? Что это вы?
– Семь лет, – с болью в голосе проронила Эвра и уронила голову на грудь, – ты хоть понимаешь, сколько это времени?
– Много, – устало вздохнув, согласилась Амисалла, – но ведь я же вас не забуду, я всегда буду писать, честно!
– Письма – это одно, а живой человек рядом – совсем другое, – сентенциозно выдохнула Биллестия и склонила голову к плечу по-прежнему беззвучно рыдавшей Эннои. – Сама ж знаешь.
Амисалла знала. Но на её решение это не могло повлиять. И ей казалось, ей навсегда запомнились слова, которые Эвра сказала ей, когда настала пора возвращаться домой и начинать укладывать вещи.
– Мы будем ждать тебя, Амисалла.
– Я тоже, – искренне ответила она, делая усилие над собой, чтобы не расплакаться.
С семьёй
