кирпича.
«Откуда что берется? – мимоходом подумала она. – Ну и времечко!»
Впрочем, особенно удивляться не приходилось: почти вся ее сознательная жизнь прошла в этом самом времечке, и она привыкла спокойно встречать его замысловатые повороты.
– Все, командир, приехали, – сказала она, с сожалением притормаживая у подъезда.
«Командир» уже успел задремать снова.
– Вот что, – рассердилась Аля, – прислуга я тебе, что ли? Держи ключи и будь здоров! Проспишься – сам вылезешь.
– Погоди, п-постой!.. – Наверное, его разбудили не столько ее слова, сколько сердитые интонации. – Как тебя… С-саша… Ты хоть п-подымись ко мне, что ли… Куда ты, а?
– «П-подымись, С-саша!» – передразнила она. – Сам ты С-саша! Лужицу не надо за тобой подтереть?
Сердиться, конечно, следовало только на себя.
«Ну, не дура? – подумала Аля, громко хлопая дверцей. – Куда поехала, зачем? На машинке захотелось покататься! Вот и пили теперь через весь город. Идиот этот пьяный даже денег на такси не удосужился выдать! Да что им, они о таких мелочах и не думают, привыкли к обслуге!»
Вместо спокойного сна в своей кровати теперь предстояло добираться с Юго-Запада на Северо-Запад. И такси было не взять. Деньги, так неприлично заработанные сегодня на безропотных студентах, надо было срочно вернуть Линке, которой Аля уже неделю была должна.
Она пошла по темной улице, сердясь на себя, чувствуя, что протекают сапоги, что волосы снова мокнут от незаметно пошедшего снега… Потом представила, как открывает дверь, входит в пустую квартиру – и неожиданно заплакала.
Глава 4
Между занятиями сценической пластикой и читкой новой пьесы, назначенной Карталовым на шесть вечера, промежуток был ровно сорок минут. За это время можно было добраться от ГИТИСа до Подколокольного переулка, где находился карталовский театр, и не отойти от того состояния, в котором Аля всегда находилась после занятий с Иовенко.
Вообще-то сценическая пластика – это было привычно, ею занимались с первого курса, и Аля всегда любила ее больше других дисциплин. Но только теперь, перед самым окончанием института, с карталовскими студентами начал заниматься Георгий Иовенко – тот самый, что работал с лучшими актерами и режиссерами, имя которого в театральной и киношной среде произносили с придыханием. Неизвестно, как удалось Карталову уговорить мастера, каждый час работы которого был драгоценен. Впрочем, Павел Матвеевич умел совершать невозможное, когда это было жизненно необходимо.
В том, что заниматься с Иовенко жизненно необходимо, Аля поняла на первом же занятии. Это было что-то совершенно особенное, никогда ею прежде не виданное. А ведь она считалась лучшей по сценпластике и сама была уверена, что прекрасно владеет своим телом, умеет движением выразить любое чувство.
Она и с Ильей так познакомилась: он шел по коридору ГИТИСа, а она
