нас с Булаем, допустили в класс. Все осталось без изменений! Окна над входной дверью выбиты! К правой створке приставлен, тяжеленный, металлический трап от нелетающего (тренировочного) АН-2 из парашютного городка.
– Булай, не ты мышцы качал трапиком! – стебанулся я. Развеселый одессит, даже не улыбнулся.
Мы лицезрели полный разгром класса. Ящики в стеллажах с парашютами взломаны. «Запаски», ранцы и купола хаотично валялись на укладочном столе и на полу. Явно искалось что-то определенное. На краю укладочного стола, стояла красная пластиковая каска. Весь стол и каска были обильно посыпаны графитовым порошком. Я разглядел на порошке несколько размытых пятен. Наверное отпечатки. Дактилоскописты уже наворочали! Конечно – убираться не им!
В раздевалке я приоделся в грязную «техническую» форму. И побежал досматривать продолжение подводной одиссеи. Но досмотреть, этот подводный Дисолей, не дал капитан Иванченко. Вызвал меня в парашютный класс.
С разгону я влетел в класс и резко затормозился.
– Товарищ капитан, по-вашему…
Тут заметил еще офицерские погоны. Особое, мое внимание привлекли синепогонные -подполковничьи. Под ними было существо в предродовом состоянии! С таким, небывало огромным, животом, вояка! Я испугался – начнутся схватки, придется его кесарить стропорезом… Тут был и давешний Черный Капитан.
Подполковник перебил:
– Не товарищ капитан, а я тебя вызвал!
Тут он весь напыжился, подтянул брюхо с колен на бедра:
– Подполковник госбезопасности Чайкин! – пафосно представился он.
Небось, подумал, что сразил меня такой рекомендацией наповал! Сейчас обделаюсь…
Ну «очконул», конечно, но самую малость.
За точность фамилии не ручаюсь. Чайкин или Чайник. Они часто берут такие мятые, бездумные, бездушные псевдонимы. Голос у Чайника был раскатистый, рокочущий, мощный, трибунный. Он гудел, гремел и резонировал в бездонном брюхе!
– При обыске, нами обнаружена тетрадь с записями на иностранном языке…
Он многозначительно умолк.
– Мне сказали, что это твое! Это так?
Значит – шарили в моем вещмешке…
– Да, мое.
– И что же в ней?…
Я молча разглядываю его, пытаюсь угадать, куда Чайник клонит. Неужели «особиста» прислали только из-за моей тетрадки?
– Каковое ее содержание? – раздражается он моим молчанием.
– Так… ерунда. Дискография групп. Названия альбомов, песен, исполнителей…
– Зарубежных?
– Ну да … – замялся я. Мне становилось не по себе. Я уловил ход мыслей Жирородящего.
– А почему не наших, не советских?
Вот теперь-то, мне стало стыдно и досадно, что я не фанател на «Верасах» и «Пламени» и не собирал сведений о них. И я от стыда наговорил, прямо несусветное. Со всей пионерской прямотой.
– Да,
