день в туалете храма у монахини можно купить евро центы. Позже я просверлила в нем дырочку и целый месяц носила на шее. Самое интересно, что крест (символ Бога) и монета (символ Дьявола) прекрасно уживались на моей шее. Чувствовала я себя абсолютно комфортно с ними.
В ночь на Вознесение услышала голос: «И нарекаешься ты именем София». И крестили меня как Софию. Прошлого уже нет, и будущего еще нет. Весь месяц я находилась между небом и землей, искала возможность вырваться из тела. Была на грани. Меня ужасно притягивал дух воды, но близко к берегу старалась не подходить. Решила, я ухожу в монастырь. Для этого я хотела благословения, а перед этим нужно было исповедаться. Тогда я и сняла монету, потому что с ней меня на исповедь уж точно бы не приняли. Однажды мне сказали про подворье монастыря «Оптина пустынь». Это был храм, находящийся на набережной лейтенанта Шмидта. Я подумала, что примут меня там нормально, и пошла туда за благословением. Была служба по случаю Вознесения, я отстояла всю службу, затем длинную очередь к батюшке. В храме написала вторую записку «За упокой Людмилы» (первый раз писала раньше, в Смоленском храме). Так что стояла на собственном отпевании. Отец Олег, так звали батюшку, сказал мне то же, что и все предыдущие священники: «Ты такая-сякая, в монастырь идти и думать нечего, монастырь – та же тюрьма, дедовщина. Вам нужно исповедаться, рассказать о своей жизни, начиная с семилетнего возраста, отречься от буддизма, забыть про все». Благословения я от него не получила. Я поняла, что это уже не мое, и камень с души свалился. Больше я туда не приходила.
Все мое пребывание в Санкт-Петербурге можно условно разделить на два периода: до и после Вознесения. До Вознесения я просто отдыхала, но перед самим Вознесением поняла, что это был конец моего отдыха. Месяц не жила, а выживала: денег нет, ничего нет, иной раз не было ничего, кроме воды и хлеба. Мне все перекрыли. В конце мая – начале июня (прошел уже месяц после Вознесения) постоянно искала выход из тела. И я вышла из тела, но тут появилось новое тело. Я поняла, физически почувствовала, что на самом деле мое время еще не пришло. Ни с кем не хотелось общаться.
Моя мечта уйти в монастырь оказалась несбыточна, мне не суждено там быть. Уже когда я ненадолго вернулась в Сургут, мне окончательно дали это понять. Там нужно иметь смирение. А я слишком живая, слишком счастливая, чтобы уходить в монастырь. Со слов священника, там живут только несчастные или те, у кого действительно есть призвание.
В тот же период пришла мысль: «От меня Бог отвернулся». Я физически это почувствовала. Поняла, мне нужно исповедаться. Но для этого я должна найти своего священника, но найти его я не могла.
Однажды услышала от соседки о священнике-еврее, отце Михаиле. Поняла, это Он! Его самого я не застала, свою исповедь я написала в тетради, заняла она всего 4 страницы, тезисами там было написано примерно следующее. «С раннего детства помню все свои жизни, по прошлым инкарнациям
