style="font-size:15px;"> – А бабушка?
– И бабушка жива. Болеет, конечно, иногда, но для своих лет вполне молодцом.
– Передай им привет, – он и сам не знал, зачем сказал это. Ясно ведь, что она передавать ничего не будет.
Но она кивнула:
– Обязательно.
И они оба замолчали, думая о своём. Машины поехали резвее, и вскоре его тёмно-зелёная «Аудяшка», «Авдотья», как иногда он, куражась, называл её, повернула направо, в Реутов. Серая пятиэтажка, вторая от дороги, въезд за мусоркой, первый подъезд – он помнил всё до мелочей. Большая машина его плыла по огромным лужам, будто крейсер. Он подвёз Ольгу к самому подъезду, постарался выбрать место посуше, чтобы ей было удобнее выходить. Она вздохнула, вцепилась в свою сумку и вдруг спросила:
– Сколько я тебе должна?
Лучше бы в лицо плюнула. Он понял, что эту фразу она репетировала с того момента, как замолчала. Захотелось схватить её за плечи и трясти, как тряпичную куклу, чтобы очнулась и стала прежней Лёлькой, его Лёлькой. Вместо этого он устало сказал:
– Перестань, Лёль. Не имеет смысла. Мы чужие люди, и не надо стараться ранить. Кто я тебе?
Она кивнула:
– Никто, – распахнула дверцу и шагнула под дождь, не раскрывая зонта. До подъезда оказалось ровно пять шагов, он посчитал. Шестой шаг скрыл её за старой, крашенной коричневой краской дверью. Ни домофона, ни кодового замка на ней не было. Всё как раньше. Можно было уезжать, но Сергей почему-то медлил, вспоминая, как она уходила, даже не обернувшись и не махнув рукой.
Лёлька жила на четвёртом этаже, два окна слева от лестничной клетки. Сначала кухня, потом её комната. Вторая комната выходила на другую сторону. Сергей сидел и смотрел на эти тёмные окна, в голове было гулко и пусто. Больно бухало в груди сердце, и противно тряслись поджилки. Если бы Сергею Ясеневу было не тридцать два года, скоро тридцать три, а двенадцать, он бы плакал. Но ему было целых тридцать два, и поэтому он только ударил раскрытой ладонью по рулю и, машинально глянув на часы, собрался было уезжать, как вдруг что-то неприятно царапнуло сердце. Секунду он пытался осмыслить непонятное и раздражающее это ощущение, потом резко выдернул ключ из замка зажигания, выскочил прямо в лужу, не заметив этого, громко хлопнул дверцей, автоматически нажав на кнопку брелока, и, ругаясь сквозь зубы, помчался в подъезд. Перескакивая через три ступеньки, он на ходу додумывал мысль, выдернувшую его из тёплого нутра машины: Лёлька скрылась за дверью подъезда семь минут назад. А свет в её окнах до сих пор не зажёгся.
Что-то случилось! Он мчался, прыгая через три ступени, и больше всего боялся не успеть. Первый этаж. Второй. Третий. В горле образовался огромный, удушающий комок. И каждый бешеный скачок его отдавался в сердце: Лёлька, Лёлька, Лёлька!..
… Ольга сидела на ступеньках и тихо плакала. Он раньше ужасно боялся её слёз. А теперь ему сразу стало легче дышать: живая! Почему вдруг ему подумалось, что могло быть
