перешла жить к племяннику. Под ее руководством и с помощью Прасковьи Федоровны маленькое хозяйство закипело. Катерина была бабенка смышленая, заботливая и деятельная; Никеша не выходил из повиновения тетки и трудился сколько мог и умел: все они зажили припеваючи. Прасковья Федоровна не рассталась со своей печкой, со своей кельей, но приходила часто к зятю и гостила у него подолгу, особенно в экстренных случаях, например, когда Бог дал ей внучка.
IV
Три года уже прошло с тех пор, как Никеша поселился в новом доме. Новое хозяйство шло отлично: хлеб у Никеши родился лучше, нежели у отца; вовремя посеянное, вовремя убранное, ничто не пропадало в поле; тетка и жена постоянной, усиленной работой немало доставляли денег, которые употреблялись с толком и на дело. На дворе стояла лошадь, три коровы и несколько овец, в прикутке хрюкали свиньи. Прасковье Федоровне оставалось только радоваться, смотря на житье-бытье своих деток! И она действительно радовалась, тем более что и сама пользовалась от них полным уважением. Одно только не нравилось ей, что Никеша живет и держит себя по-мужицки и что знакомство у него – с одними только мужиками. И чем более замечала она в доме зятя довольства и избытка, тем более сознавала необходимость просветить его и сделать хоть сколько-нибудь похожим на барина если не для него самого, так хоть для детей, чтобы они после не стыдились, смотря на отца. Последних Прасковья Федоровна непременно хотела воспитать по-дворянски и, качая в колыбели новорожденного внука, уже теперь же мечтала, как он будет служить в полку, и даже приговаривая пузатенького ребенка, вслух рассказывала ему, какой он будет хороший в мундире и при эполетах: о возможности оставить внучат в том состоянии, в каком находился их отец, она и представить себе не могла.
– Это, чтобы мой Коленька, сам пахал да боронил, сам за собой ходил, чтобы он мужиком был, – нет, быть этого не может. Нет, Никанор Александрыч, коли твои родители согрешили, оставили тебя темным человеком, – ну, суди их Бог, а сам ты этого и греха на душу не бери. Вот тебе мой зарок. Как Коленька подрастет, так и отдай его в ученье, а после в полк. Он у меня офицер будет, в аполетах будет ходить, по гостиным танцевать, на него барышни будут заглядываться… А тут невесту себе богатую выберет, на богатой женится, души у него свои будут… Агу, Коленька, женишься на богатой, агу, души возьмешь! Агу… батюшка мой! А то землю пахать! Станет ли он землю пахать!.. Пожалуй, ее паши, от нее, матушки, немного разживешься. Вон мужики век свой пашут, да богаты ли живут, а в службе-то будешь, жалованье станешь получать, доходы будут.
– Ну, когда-то еще что будет, а ты бы шел, Никеша, нарубил бы дров, – примолвит, бывало, Наталья Никитична.
– Нет, а надо ему сходить со мной к которым дворянам, беспременно надо: давно я собираюсь взять его с собой. Пусть бы хоть посмотрел да научился, как своя кровь живет.
Наконец однажды, зимою, накануне праздника, Прасковья Федоровна, придя к зятю, объявила ему, что она была у одного барина, старинного
