знаем, уж и жив ли… Ну а его Бог не привел; этому его не поучили, уж не его вина… этого Бог лишил. За то уж скажу: на счет работы, уж нет такого парня. Вот хоть и родной, а не стыдно сказать, не хвастаю. Вот другой брат, хоть и грамоте маленько поучен, а эдакой работник не будет, в половину нет.
– А… это жалко, баринок: грамота свет дает человеку, понятие всякое.
– Не обучен.
– Да уж это не его вина, наш грех. Эх, Прасковья Федоровна, конечно, грамота хорошо, да ведь и без грамоты люди живут, а иной и грамотный да вор, либо пьяница, или буян какой. Грамотный-то скорей из послушанья-то выйдет.
– Да, это, конечно, так, простому человеку, мужику; а барину все уж грамота – первое дело.
– Ну уж чего нет, так негде взять, Прасковья Федоровна. Дети будут, детей станет учить, а сам уж как-нибудь и без грамоты век доживет. А ведь и то сказать, захочет – так, может, и теперь выучится…
– А знакомые-то есть ли кто у вас из господ-то? – спросила Федоровна, обращаясь к жениху.
– Нетутка… никак. Нет…
– Эх, Прасковья Федоровна, где нам с нашими достатками знакомство водить… На то нужны деньги, особливо же с господами. Кабы у нас были свои души, хоть мало-мальски было бы от кого отойти, а то всякую работу сами справляем: досуг ли тут по гостям ездить… Хоша мы и знаем свой род, что он коренной, столбовой дворянский, да кто захочет из господ, по нашей бедности, знакомство с нами вести?… Нет, уж мы так и отошли от своего брата – совсем отстали от господ… Что уж!..
– Напрасно вы это делаете… Конечно, хоть бы настоящий богатый барин его вровень с собою не поставит, но все не сравняет супротив мужика; все попомнит, что он свой брат, дворянин, особливо если он во всем манеру будет брать с господ… да еще и не оставит своего брата, коли он в бедности, и поможет. А женится, – теперь дети пойдут, – так кто ему поможет детей обучить и к месту их пристроить? Ведь, чай, не в мужики же их прочить: род свой надо помнить… Коли Бог обидел, – родителя грамоты лишил, – надо хоть детям счастие предоставить… Как вы об этом полагаете, Никанор Александрович?
– Точно так. Оченно желательно в господскую компанию войти, – отвечал жених. Потом взглянул на тетку и прибавил: – Это как тетеньке будет угодно, потому я им должен во всем повиноваться, так как они меня на своих руках выводили…
– Он ведь у меня восковой, – поспешила прибавить Наталья Никитична. – Из него, как из воска, что хошь лепи… Уж эдакова послушания, эдакова смиренства – поискать. Вот за глаза и в глаза скажу…
Хитрая Наталья Никитична еще дома научила Никешу говорить почаще, что он во всем слушается тетки и из послушания никогда не выходит, так как она ему вместо матери.
– Вот таких молодых людей люблю, которые помнят, кто им делал добро, и старших почитают… – сказала Прасковья Федоровна. – За это невидимо Бог подает…
– Да что же ты, Прасковья Федоровна, доченьки-то своей не покажешь? Где она у тебя? – спросила Наталья Никитична.
– Поди, чай, в светелке сидит, либо к родным ушла. Она ведь у меня, матушка, не больно к чужим-то
