льце, – так что из этого? Значит, можно тащить ко мне всех нищих, вшивых бродяжек, шелудивых побирушек, всякую шваль подзаборную?
Четверо мужчин молча пронесли мимо неё женщину, завёрнутую в старый изношенный плащ. Свесившаяся рука женщины в лунном свете казалась мраморной.
– Куда несёте? В мою опочивальню, что ли? – прикрикнула на мужчин госпожа Морильда. – Несите дальше. Да не в этот сарай, в старый, в старый! Туда, на сено!
Мужчины молча свернули к маленькому покосившемуся сараю. Осторожно положили женщину на разбросанное сено, сложили руки на груди.
– Сходите кто-нибудь на колодец, там есть ведро и кружка, – распорядился старый оружейник.
Воду принесли. Но женщина не разомкнула губ, и вода потекла по подбородку, намочив ветхое тёмное платье.
Толстый пекарь снял куртку, сложил её и поудобней пристроил голову женщины, пребывавшей не то в обмороке, не то в глубоком забытьи.
Мужчины ещё какое-то время постояли над ней, кто-то сокрушённо вздохнул.
– Утром зайдём проведать бедняжку, – сказал старый оружейник. – Беды так и сыплются на наши головы. Хотя чего ждать хорошего, если королевский дворец весь ушёл под землю и даже шпиля не видно…
– Но на Рождество, с первым ударом колокола, замок всё-таки поднимается из-под земли! Пусть ненадолго, пока идёт служба в церкви… – тихо заметил щуплый, узкоплечий портной. – Да ещё говорят…
– Лучше помалкивай, – толкнул его в бок пекарь. – Пока из тебя самого жилетку не выкроили…
Мужчины ушли в тяжёлом угрюмом молчании, и тогда, словно ожившая тень, в сарай скользнула девочка, худенькая, в отрепьях. Она была так истощена и измучена, что нельзя было даже сказать, сколько ей лет: десять, двенадцать?
Длинные светлые волосы падали до земли, в тусклом свете уходящей луны они казались зеленоватыми.
Девочка приникла к матери, обняла её. Крупные слёзы упали на неподвижное, застывшее лицо.
И тогда, словно очнувшись, женщина вдруг заговорила. В её груди что-то зазвенело, будто запели тонкие струны.
– Бедная моя Мален, я умираю. – Девочка положила тонкие пальцы на губы матери, по их движению догадываясь, что она говорит. – Я оставляю тебя здесь одну, в этом недобром месте, такую слабую, беспомощную, глухонемую… Теперь только один Господь Бог твой защитник… О моя Мален, моя маленькая Мален…
Голос женщины угасал, и девочка с ужасом почувствовала, как тело матери постепенно холодеет. Но она только крепче прижалась к ней.
Когда в распахнутые двери сарая заглянуло утро и прохладный ветер одну за другой задул бледные звёзды, те, кто вошёл в сарай, с трудом оторвали девочку от мёртвой матери.
– А эта мерзавка ещё откуда взялась? – удивилась госпожа Морильда. – Вчера вроде её здесь не было. Как тебя зовут, маленькая дрянь?
Но девочка молчала. Только слёзы, прозрачные, чуть голубоватые, текли по её лицу.
– Как ты смеешь молчать, когда я тебя спрашиваю? – Госпожа Морильда гневно встряхнула её за плечи.
Но девочка ничего не ответила.
– Говори! – голос госпожи Морильды сорвался от злости. Она больно ударила девочку по щеке.
Девочка молча подняла на неё глаза. Сквозь слёзы можно было разглядеть их прозрачную глубину. Что-то вспыхивало в них – так загораются драгоценные камни, рассыпанные на морском дне.
Старый оружейник притянул к себе девочку, укрыл её худенькое тело краем плаща.
– Нехорошо, госпожа, бить ребёнка возле мёртвой матери, – сурово сказал он. – К тому же, похоже, она – глухонемая.
Что было дальше, Мален не помнила. Она соскользнула на солому – оружейник не успел её подхватить. Но, даже теряя сознание, окружённая печальными призраками, она видела сквозь туман нежное лицо своей матери.
Глава 2
Три кубка
– Пожалуй, я оставлю девчонку у себя, – сказала госпожа Морильда. – Мыть грязные котлы – на это она сгодится. Да и воду таскать из колодца не велик труд. А что она будет молчать, так это и лучше. Терпеть не могу болтливых служанок. Пусть сперва отработает то, что я потратила на похороны. Хотя старый священник за отпевание не взял с меня ни гроша, такой уж он чудак. Даже гроб оплатил и свечи…
Мален поправлялась медленно, глаза её всегда оставались грустными.
Однажды госпожа Морильда привела её к себе в дом. Девочка невольно зажмурилась. Позолоченная утварь, зеркала, высокие шкафы, полные хрусталя, сверкавшего под лучами солнца.
Госпожа Морильда грубо схватила
