Александр II решил оформить брак со своей любовницей Екатериной Михайловной Долгорукой (светлейшей княгиней Юрьевской). Как мы знаем, по закону о престолонаследии, нединастические браки венценосных особ были запрещены. Если бы Александр II считался с законом, он мог осуществить свое намерение ценой отречения от престола. Но никто не посмел напомнить ему об этом, а сам он и не подумал о такой альтернативе. Удовлетворились тем, что его второй брак не афишировался, четверо его детей от Екатерины Юрьевской не были официально усыновлены, они оставались Юрьевскими.
Приходится признать, что даже Александр II последние месяцы занимал трон незаконно. А поступил бы он по закону, сохранил бы себе жизнь.
Стремление нарождавшейся при относительно либеральном режиме независимой общественности противостоять произволу воспринималось как покушение на устои. В завязавшейся борьбе обе стороны очень скоро стали прибегать к крайним средствам. На полицейские репрессии против молодежи, пытавшейся «идти в народ», молодежь ответила актами террора. Началась охота на императора. После шести неудавшихся покушений, седьмое удалось. 1 марта 1881 года, роковым взрывом бомбы на Екатерининском канале в Петербурге, Александр был смертельно ранен. По горькой иронии судьбы, произошло это в тот самый день, когда было назначено подписание конституции, ограничивавшей самодержавие…
Маньяки-террористы могут появиться в любой стране и при любой системе правления: от этого никто не застрахован. В самых классических монархиях бывали случаи террористических актов против венценосных особ. Убийство наследника австрийского престола эрцгерцога Фердинанда в Сербии послужило поводом к Первой мировой войне. Однако при монархическом строе такие случаи редки и воспринимаются как чудовищные потрясения всей государственной системы и традиционного уклада жизни.
В России же убийства самодержцев были столь рутинным явлением, что действия террористов-народовольцев почти никого не ужасали. Значительная часть общества горячо сочувствовала им, видела в них героев, мучеников идеи. И даже те, кто не одобрял террор, полагали, что борьба с ним их не касается: это дело полиции. Иные недоумевали: зачем эти отчаянные храбрецы хотят убить «хорошего» царя, ведь его сын-солдафон будет куда круче? Но в самом факте пролития царской крови общество не видело ничего такого, что выходило бы за рамки обычного преступления.
Сразу после убийства Александра II Лев Толстой обратился к Александру III с письмом, в котором просил помиловать убийц и тем дать положительный пример: разорвать порочный круг насилия, порождающего насилие. Толстой, с его религиозной проповедью, конечно, осуждал террористов. Но именно как насильников, убийц, а не как цареубийц. С его точки зрения, между убийством царя и обычного человека не было принципиальной разницы. Он полагал, что помилование убийц уменьшит озлобление в обществе и побудит террористов воздерживаться от кровавых акций.
Константин
