в воздухе и наводя свои огромные глаза-калейдоскопы на предмет восхищения, ну или в связи с какой-нибудь другой, возможно, и небескорыстной, целью.
Это открытие было так неожиданно, что Севка попросил у пожилой медсестры, звеневшей медицинскими инструментами, стакан воды из большого графина.
– Кстати, познакомьтесь, – сказал доктор, – это ваша новая процедурная медсестра, Людвика. Севка так и поперхнулся. Только этого не хватало! И имя у неё какое-то старомодное, прошловековое, как из учебника истории.
Он откашлялся и сказал доктору:
– Так ведь я затем и пришёл, что никаких уколов мне не надо. Я прекрасно себя чувствую.
– Э-э, не-ет. Так не пойдёт, – затянул свою песню Сергей Ипатьевич, – раз начали курс лечения, надо продолжать! А то что это, после первого же укола струсили и – наутёк?
Стрекоза сидела тихо. Она сложила крылья и внимательно смотрела на свои бумаги, хотя в уголках её губ и шевельнулась едва заметная улыбка.
«Вот уже и посмешищем выставили! И чего только я сюда припёрся», – подумал Севка и встал со стула.
– Ну что, Людвика, вы справитесь с нашим больным? – подмигнул Сергей Ипатьевич Стрекозе. Та слегка порозовела, наконец первый раз вскинула глаза на Севку и качнула ресницами как крыльями, с которых смахнула алмазную росу:
– Справимся, доктор, не волнуйтесь.
Севке почудилось, что и она его узнала, хотя навряд ли, он ведь тоже был тогда вихрастым, задиристым мальчуганом, с пятнами от чернил под носом, на щеках, на дневнике и на форменной курточке. Этакий «симпатишный» Буратино. «Вот те на! Буратино и Мальвина, вот так встреча!» – попытался пошутить про себя Севка, удручённо направляясь к двери.
– В общем, не надо мне никаких уколов, Сергей Ипатьевич, и совсем я не больной! До свидания, – он картинно кивнул пожилой медсестре, ну и слегка – Стрекозе.
За дверью он, наконец, смог прийти в себя от конфуза и, перешагнув через юркого мальчишку, снующего взад-вперёд перед кабинетом, и чуть не упав, быстро зашагал прочь.
Уже в дверях поликлиники его окликнули:
– Чернихин, подождите.
Он повернулся. Стрекоза, слегка запыхавшись, подлетела к нему и, смущаясь ещё больше, чем он сам минуту назад, быстро прозвенела:
– Поверьте, я не буду вам больно делать уколы, но мне очень, очень нужна эта практика, для поступления, – она замолчала и опустила голову. – Понимаете, если у меня не будет ещё одного года стажа, меня не примут в медицинскую академию, а сегодня уже один больной отказался, – её голос заметно дрогнул, – говорит: «Ещё чего, чтоб мне школьницы уколы делали», и если все будут отказываться, меня никуда не примут.
Севка посмотрел на неё и, несмотря на то, что совершенно не мог себе представить, как это он для укола будет перед ней снимать штаны и, позорясь, стонать от боли, тихо переспросил:
– Не
