style="font-size:15px;"> Я вздохнула, выдохнула – и с его стола упали листы бумаги…
Тут нет ничего удивительного, за исключением того, что вздохнула я в Питере, а листы упали у него в Москве.
– Да не хочу я писать про Муху!
– Муха – это фон; пиши про себя.
– Про себя – пожалуйста: меня сегодня похвалил преподаватель рисунка.
– Поздравляю. А что он сказал?
– «Какая красивая барышня!»
– Так это он Создателя похвалил, а не тебя.
Дикий гул заглушает его слова.
– Что это?! Боже, что это?..
– Самолёты летают.
– Они летают прямо у тебя в квартире?
– Почти. Тут рядом аэропорт, я же говорил тебе… Так, не уходи от темы. Почему ты не хочешь писать о Мухе?
– Я хочу писать роман о тебе.
– И что ты напишешь?
– Как ты кормил бабочку апельсинами… А начну я так: «По его квартире летают самолёты…».
– Нет, это мой роман. А ты пиши свой – про Муху. Спасай литературу. И вообще я не понимаю… – Тут человек из скайпа начинает сердиться. – Если издатель ждёт от тебя книжку, почему ты валяешься на диване и думаешь про всякую ерунду?!
– Ты считаешь, что это не похоже на написание книги?
– Ну как тебе сказать…
– Кстати, мне сообщили, что книжка должна быть три авторских листа. Три листа – это семьдесят страниц?
– Как – три листа?! Это будет брошюра, что ли?!
– Но ты же сам говорил – сто страниц написать…
– Я говорил «хотя бы». Книжка должна быть шестьсот страниц!
– Тогда я смогу её набрать только такими символами:?????!!!!?!?!?!??!?!??!?!??!?!??!?!?!??!?!?!??! Может прокатить за современное искусство.
В зале ожидания
В изостудию Эрмитажа я поступила по конкурсу в пять лет. Все дети пришли с нарисованными принцессами и цветочками, я пришла с «Изгнанием из рая». Толстенную папку с работами (жаль, что нельзя было принести с собой и разрисованные дома стены) приняли на рассмотрение. Взрослые не верили, что в эту изостудию можно поступить без блата, который, по слухам, нужен везде, даже когда тебе пять лет.
– Ну что, что?! – спрашивали родители. – Что тебе там сказали?
– Не помню.
– Как это?! А ты вспомни!
– Не помню, – честно говорю я.
– Но это же важно! Они работы твои смотрели?
– Смотрели.
– И что сказали?
– Не помню.
Родные в растерянности.
– Вспомнила! – радуюсь я. – Они сказали: идём, девочка, мы покажем тебе, где выход.
– И это всё?!
– Да.
Пауза. И отчаяние:
– О боже!.. Если моего ребёнка с такими шедеврами не примут в Эрмитаж, я вцеплюсь в горло Пиотровскому!
В назначенный день мама стояла у стенда и долго смотрела в список о зачислении,
