ажение лица и смотрю ей в глаза, намекая: «Тебе пора». Но она лишь складывает руки на груди и приподнимает идеально выщипанную бровь, словно говоря: «Мы еще не закончили».
Я подношу телефон к уху и, не сдерживая улыбки, произношу:
– Привет, Алекс!
Марион опускает руки и переминается с ноги на ногу. Секунду она выглядит растерянной, но быстро берет себя в руки.
– Как дела, малявка? – раздается на том конце.
– Все было бы намного лучше, если бы ты, братец, вчера не слопал весь шоколад нашей сводной сестрички. Эта жадина угрожает разорвать тебя на кусочки, – самодовольно тараторю я и ехидно улыбаюсь.
Марион меняется в лице. Конечно, одно дело, если шоколад съели мои друзья-«неудачники», и совсем другое – если это сделал Алекс. Он подобен королю, ему добровольно отдадут весь шоколад мира и будут с восхищением наблюдать, как он его поедает. Есть люди, которым можно все. И есть Алекс, которому можно абсолютно все.
– Я этого не говорила, – кричит Марион, резким движением поправляя свои каштановые волосы.
Ее зеленые глаза смотрят на меня с нескрываемым раздражением. Она красивая, стоит признать. В ней есть что-то кошачье, притягательное, но отвратительный характер и манера общения не дают проникнуться положительными качествами. Дома она воет как сирена, а на людях – лапочка, леди, недоделанная аристократка, чтоб ее…
От крика Марион звенит в ушах. Алекс начинает смеяться, представив себе мое перекошенное лицо.
– Я заеду за тобой в течение часа, поужинаем с мамой. Спустишься, я не хочу подниматься, – по-прежнему смеясь, просит он.
– Не хочешь подниматься? – громко переспрашиваю я и в упор смотрю на Марион. – Интересно почему?
Не скрывая сарказма и не отводя взгляда, я приподнимаю бровь, делая вид, что слушаю ответ Алекса, и произношу:
– Да, я одолжу тебе свои беруши.
Марион фыркает и, задрав нос до потолка, покидает комнату, громко хлопнув дверью.
– Эль, ты растешь стервой, – со смешком говорит мой братец.
Я кладу трубку и с улыбкой на лице иду к шкафу выбирать наряд для нашей встречи. «Растешь стервой» – прокручиваю в голове. Наверное, так и есть. Мой характер вполне можно назвать скверным, но в этом виновата не я одна. Думаю, немалую роль сыграла атмосфера в семье. Я, конечно, очень люблю Антуана и Луизу. Первый претендует на звание самого заботливого отца, вторая – самой понимающей и любящей матери. И я им очень благодарна за все хорошее, что они для меня сделали, но… Есть парочка «но».
Насколько мне известно, у моих родителей нестандартная история любви. Они познакомились в юном возрасте, на выставке тогда еще не особенно знаменитого, но талантливого и перспективного художника Жан-Люка Форестье[1]. Мои родители приближались к порогу совершеннолетия, Жан-Люк опережал их всего на пару лет. И, как однажды мне призналась мама, она влюбилась с первого взгляда… в каждого из них. Впрочем, это заявление требует маленького уточнения. С первого взгляда она влюбилась в талант Жан-Люка и его невероятные работы. А ее девичье сердце покорил мой папа, юный аристократ – Антуан дю Монреаль. С тех пор прошло более тридцати лет. За это время они успели дважды вступить в брак друг с другом и дважды развестись. Да-да, первый раз они развелись через год совместной жизни. Им было по двадцать два года, и, как оказалось, они не были готовы стать семьей. Но у судьбы имелись свои планы на их счет. После развода мама узнала, что беременна, и эта новость произвела сильное впечатление на обоих. Достаточно сильное, чтобы они вновь сошлись и спустя девять месяцев познакомились с Александром-Антуаном дю Монреалем. Или просто Алексом – моим старшим братом. Занозой в одном месте и обладателем самого тупого, но невероятно заразительного юмора. Так как мои родители были очень молоды и не готовы к такой ответственности, как ребенок, воспитанием Алекса занимались все: бабушки и дедушки, тети и дяди. Если выражаться точнее, все его просто баловали. Он был любимцем в семье, и каждый считал долгом исполнить любой его каприз. В какой-то момент отец повзрослел, как выразилась моя бабушка, и взял воспитание сына в свои руки, но это мало что изменило. Алекс был и остается большим и несерьезным ребенком. Мне иногда кажется, что я старше него, хотя ему тридцать, а мне всего пятнадцать.
Второй раз моих родителей хватило дольше чем на год: они четырнадцать лет жили под одной крышей, делая вид, что воспитывают Алекса, вдохнувшего новую жизнь в их брак. Но либо эта жизнь была недостаточно насыщенной, либо Алекс слишком повзрослел. В четырнадцать лет его отправили в школу-пансион, а сами повторно развелись. Но через девять месяцев после развода, решив не нарушать «добрую» семейную традицию, на свет появилась я – Эстель-Элеонор дю Монреаль.
Будучи еще маленькой девочкой, я поняла, что моему семейному древу может позавидовать сама королева Англии.
Данный художник является вымышленным.
