поцелуй Эмерика, Сандро и Бертий и займись собой наконец-то, черт возьми”. Последний поцелуй в щеку, и я выхожу из автомобиля. Перед тем как войти в здание вокзала, я оборачиваюсь, машу ей, улыбаюсь, а она, отъезжая, жмет на гудок. И только после этого на меня наваливается свинцовая плита, и я живо представляю себе, как Кати смаргивает слезы. Проходили годы, я окончательно уехала отсюда больше пятнадцати лет назад, жизнь в Париже дарила мне радость, счастье и профессиональное удовлетворение. Прежняя привязанность к родному Люберону никуда не делась, но мне бы никогда не пришло в голову покинуть столицу – ее кипящий бурной деятельностью муравейник, ее огни, звуки, зрелища, ночная жизнь покорили меня. И все-таки при каждом отъезде из Прованса душа рвалась на части, в горле появлялся комок и накатывало чувство одиночества. Напоминала о себе вечная брешь в груди, которая никогда не заполнится и к которой смерть родителей не имела никакого отношения. Эта брешь захлопывалась сама собой, как только я ступала на платформу Лионского вокзала, тут меня втягивал круговорот моего существования, настроение резко улучшалось – я была счастлива вернуться в свою школу.
Да, мы были по-прежнему уверены, что идейным руководителем танцевальной школы остается наш наставник Огюст, однако вот уже пять лет, как ею занимались мы с Сандро и Бертий. В двадцать пять я закончила многолетние выступления на разных сценах – маленьких, средних, но никогда не на больших. Я была недостаточно серьезной и дисциплинированной, чтобы удостоиться доступа к этому святому Граалю. Когда после нескончаемых занятий в балетном училище меня от них начало тошнить, я решила путешествовать, получать удовольствие от молодости, заниматься тем и сем, без сожаления захлопнув за собой двери классического танца. Понадобились все более обеспокоенные взгляды родителей, опасавшихся за мое будущее, чтобы я признала очевидное и взялась за ум. Если я буду и дальше вести себя как вечный подросток, я никогда ничего не выстрою. Пора повзрослеть и чего-то добиться, чтобы они гордились мной. Я постаралась понять, способна ли моя страсть дать мне средства к существованию или, к сожалению, придется расстаться с ней. Для этого я пришла на просмотр к Огюсту, о котором мне было известно, что он жесткий, но справедливый. Более двадцати лет он руководил престижной танцевальной школой, после чего решил отдать свои силы исключительно подранкам, нонконформистам, ученикам, которые не вписывались в общепринятые стандарты, и помочь им раскрыть себя. На показе стресс уничтожил все результаты упорных репетиций, и мое выступление обернулось полным фиаско. Тем не менее он взял меня на свой курс. Вот так я и познакомилась с теми, кто станет потом моими партнерами, с Сандро и Бертий.
Сандро тогда только-только прилетел из Бразилии, намереваясь серьезно совершенствовать мастерство. Он высоко ценил свой талант, однако хотел спуститься на пару ступенек с пьедестала, вернуться на грешную землю. В результате он так и остался в Париже насовсем. Когда он шел по улице, все головы поворачивались к нему – конечно, кожа с медным отливом и атлетическое
