rel="nofollow" href="#n_26" type="note">[26].
Уэйт, хотя и пишет в формальном, академическом, часто снисходительном тоне, признает, что кто угодно и где угодно может придать картам Таро то значение, которое им нравится. В своей автобиографии «Тени Жизни и Мысли» он говорит:
В конце концов мы должны признать, что нет никакого общего главенствующего канона в интерпретации символики Таро. Это невозделанное поле, ожидающее вас; это действительно настолько открытая для творчества область, что любой из моих толкователей может создать совершенно новую трактовку, не обращаясь к прошлому опыту; риск и опасность состоят лишь в том, каким образом они собираются это сделать, будет ли интерпретация карт гармоничной[27].
Уэйт сочетает традиционные гадательные значения с собственными, подсказанными опытом работы с Таро, – в этой иллюстрированной книге по оккультной работе, – предоставляя тем самым любому из нас пространство для создания личных интерпретаций и смыслов.
Он называет Памелу «самым образным и необычным художником-символистом»[28]. Главная забота Уэйта – то, что волновало его более всего, – касается Старших Арканов и эзотерического путешествия, которое они собой представляют. В своих мемуарах он рассказывает, что преподнес Памеле «на блюдечке» образы Шута, Верховной Жрицы и Повешенного. Младшие Арканы, похоже, волновали его гораздо меньше. Многие его описания даже не соответствуют изображениям на картах, что приводит к известному предположению о том, что в создании Младших Арканов он предоставил Памеле полную свободу.
Уэйт продолжал публиковать многочисленные книги после колоды РУС. В Нью-Йоркской публичной библиотеке, в отделении редких рукописей, хранится большое количество неопубликованных текстов, которые 75-летний Уэйт пытался продать продавцу книг Джону Джеффри за 3500 фунтов. Уэйт прожил еще десять лет до своей смерти в 1942 году. Писатель Кеннет Рексрот описывал Уэйта как «странную рыбу в еще более странном бочонке». Однако его уважали как известного оккультного писателя, который был первым в своей «попытке систематического исследования истории западного оккультизма»[29], – что являлось далеко не простой задачей.
Биограф Р. А. Гильберт восхищается Уэйтом, который, вопреки всяким ожиданиям, нашел уникальный путь к непосредственному опыту переживания Бога. Все мистики обращаются к своему внутреннему миру, но Уэйту единственному удалось «ухватить там» нечто удивительное и доставить это на поверхность таким образом, чтобы все человечество смогло осознать свою истинную природу; и, более того, ему (человечеству) даже были предоставлены средства для достижения этого[30].
Уэйт сократил литературную пропасть между высокопарными текстами древних мистиков и современными авторами поколения нью-эйдж. И хотя Уэйта, главным образом, помнят за его обновленную колоду Таро, он, как и Памела, не дожил до того момента,
Waite, Shadows of Light and Thought, 194.
Там же.
Waite, The Holy Kabbalah.
Gilbert, A. E. Waite.
