его способностей стало новейшее время.
Любопытно и то, что истинная любовь к Богу (не говорю о кривлянии, ханжестве) сопровождается горячей любовью к истине, тогда как атеизм в большинстве случаев удовлетворяется хлесткими фразами и вообще возможностью занять положение, позволяющее глядеть сверху вниз, т. е. стремится избавиться от сомнений и стать в положение судьи. Взять хотя бы Достоевского и его критиков, Розанова и его хулителей… Где зоркость и глубина взгляда – там Бог, хотя и со многими и мучительными сомнениями, потому что чтобы вполне поверить Богу, нужно превзойти человека в самом себе, стать выше себя, что трудно и возможно только на короткое время. Но тем не менее, как общее правило: глубина и зоркость взгляда сопутствуют религии, так же, как плоскость и упрощенность мысли составляет таран, направленный против религиозного мировоззрения. Здесь имеется недоказуемая, но подтверждаемая опытом связь: определенные истины понимаются только религиозно мыслящими людьми, т. е. вера в Бога и познание в известных областях взаимообусловлены. Верующие имеют смелость не отказываться от сомнений, и вместе с этими мучительными и разъедающими сомнениями находят свои истины.
***
Какое ужасное предопределение: всё лучшее и высокое и доброе в человеке связано с глубиной, тайной и недоказуемостью – и, напротив, есть связь между поверхностью и разумностью, между плоскостью суждений и их общеобязательностью. Общеобязательно и закономерно, хорошо поддается изучению только всё плоское и пошлое. Здесь возможны точное знание, науки и искусство изготовления вещей… Трагедия в том, что разум не просто ограничен: он не поднимается достаточно высоко и не опускается достаточно низко даже для того, чтобы понять жизнь души, собственной души мыслящего человека, и – это еще горше – всё для себя недоступное, сверху и снизу, он объявляет либо ненужным, либо несуществующим, и вполне удовлетворяется плоскостью «ясных и отчетливых суждений». Говоря я это совсем не со злорадством. Это ужасно для всякого мыслящего – осознать, что твое излюбленное орудие, которое никогда не дрожало в твоей руке – бессильно. Это то же самое, как узнать, что твои глаза видят только то, чего нет, или – для полноты сравнения – не всё, что перед ними, а только определенные предметы, скажем, всё округлое, не замечая углов… Мы всматриваемся в действительность до боли в глазах, до потери разума, но действительность прячется и ускользает от встречи с нами.
***
Условием познания мира является напряженное и внимательное самопознание, однако новейшему времени свойственно внимание к внешним вещам при отсутствии любопытства к собственной душе исследователя. Ученый превращается в некоторый придаток к собственным знаниям, в наблюдателя всего на свете, в зеркало, которое видит всё, кроме самого себя. Можно было бы назвать это самозабвением, но я думаю, что это просто невнимание, вызванное общей невыработанностью
