незамеченным, чтобы получить возможность грешить в удовольствие. Он, скрытый от её глаз, будет лицезреть её красоту. И любить её.
Он позволит себе там, на концерте, стать собой. Настоящим.
Иногда, для того чтобы открыть своё подлинное «я», надо надеть чужую личину. Спрятаться за ней. Чтобы ни один взгляд не проник за ширму. Разоблачиться. И жить.
Позволить страху принятия правды о себе раствориться в наслаждении от неё. Наслаждение собственной греховностью… Не есть ли он на самом деле сын сатаны?
Этот ли страх наползал чёрной тенью на его измотанную борьбой душу? Он не собирался посвящать крупицы доступного удовольствия какому-то глупому страху… Но пришлось.
В первый раз в рамках грядущего события он испугался, посмотрев в зеркало.
Завязывал узел на галстуке автоматически. Думая о ней.
И, едва вернулся в сопредельную его бытию реальность, закричал.
Из зеркала на него смотрел вроде он сам…
Но на самом деле – совершенно чужой человек.
Холодные глаза горели огнём адской ненависти.
И демонической решимости.
Решимости служить злу, и служить преданно, вплоть до гробовой доски.
Маньяк, служитель кровавого культа – с его лицом. С чужими глазами.
Созерцать чужака в зеркале было невыносимо.
Сознание не соблаговолило покинуть пределы его реальности.
Он кричал и кричал.
Пока не обессилел вконец.
Пока не свыкся с новым лицом в зеркале.
Пока ему не стало всё равно, кто он и как выглядит на самом деле.
Окрепшее равнодушие к собственной судьбе стало новым стержнем в его личности.
Какая разница, кто он и каким идеалам следует?!
Главное – за множеством лиц он оставался собой.
Маленьким мальчиком, выброшенным на обочину жизни.
Ребёнком, которого никто и никогда по-настоящему так и не полюбил.
Младенцем, который «благодаря» силе ненависти родителей духовно умер задолго до своего рождения.
Едва он вошёл в фойе, с шеи сорвался нательный крестик. С глухим щелчком лопнул кожаный шнурок.
Крест застрял на полпути. Зацепился за складку одежды, упав в её спасительный полумрак…
Такого в его жизни не случалось ни разу. Осторожно запустив ладонь за пазуху, он нашарил крестик и извлёк его на свет Божий. Недоумение превратилось в гадостное предчувствие и пробежало мерзкими ледяными касаниями вдоль позвоночника, снизу вверх, скользкой гадюкой вынырнув из щелей между выложенных полом гранитных плит.
На обратной стороне креста застыл отчётливый женский силуэт…
Дрожь внезапной волной сотрясла тело. Угасающим звоном изящно оформленный металл оповестил о соприкосновении с тяжёлой каменной плотью…
Игра судьбы…
