сына.
Нинель Борисовна велела оставить мальчика. Из двух зол следовало выбрать меньшее. Мальчика растить, по её мнению, было проще и дешевле. Вера ослушалась, а расплачивалась за это её дочь, которая часто была бита по поводу и без.
Назвала Вера дочь Джулией, так записали в свидетельстве о рождении. Хотела, чтобы красивое имя принесло дочери необычную счастливую судьбу. Дома девочку называли Юлей, а Нинель Борисовна из иностранного имени сделала собачью кличку и иначе как Жулькой внучку не звала.
– Жулька, дрянь такая! Ты что натворила?! Ты зачем очки содой натёрла?! – схватила Нинель внучку за плечо и с силой потянула вверх.
– Бабулечка, я помыла их, чтоб блестели, они у тебя выпачкались! Мама раковину содой натирает, чтобы она блестела, и я так сделала-а-а-а, – ревела Юлька.
Если бы Юлька в свои пять лет весила чуть больше, чем щенок средней породы, рука выскочила бы из сустава. Бабулечка тянула вверх так, что Юлька вытягивалась в струнку на цыпочках, чтобы не отрываться от пола, и всё равно периодически подлетала и застывала в воздухе. Больно не было, потому что было страшно. Бабуля была похожа на ведьму из книжки, не на Бабу-ягу, а на ведьму. У неё была чёрная коса, как змея, чёрные глаза, длинный нос, только без бородавки. Но Юлька догадывалась, что где-то бородавка – верная примета ведьмы – непременно есть, но бабка её маскирует всякими женскими хитростями.
– Верка, ты почему за ребёнком не следишь?! – орала бабка. – Она мне линзы исцарапала содой! Ты знаешь, сколько новые очки стоят?! Одни убытки от вас!
Бабуля брезгливо осмотрела внучку с ног до головы:
– Нарожают засранок, а ума дать не могут. Ты эту лахудру причесать и умыть не можешь, что ли?! Посмотри на неё, волосы скоро колтунами возьмутся, на платье пятна!
Она отшвырнула Юльку и переключилась на Веру.
Юлька шустро заползла в свой угол и почувствовала себя в безопасности. Это небольшое пространство, угол между кроватью и окном, было Юлькиным местом. Главное – туда добраться, и тогда уже можно ничего не бояться. Бабка в угол лезть не хотела. А если уж была настолько зла, что не ленилась и тянула руки за Юлькой, то можно было сразу юркнуть под кровать, оттуда бабка её вытащить не могла. Она несла швабру, становилась на одно колено, громко пыхтела, ругалась и тыкала шваброй наугад, но маленькая Юлька легко уворачивалась.
Это место было безопасным, потому что было волшебным. Вечером сквозь окно падал солнечный луч и как будто отсекал Юльку в её укромном уголке от всего мира. Юлька смотрела, как в луче света кружились, мерцали серебром пылинки. Сквозь этот луч не могли проникнуть ни бабка, ни мама, ни отец. Даже звуки сюда как будто не проникали. Юлька поджимала коленки, клала на них ладошки, упиралась подбородком и следила за своей семьёй, как в кино, сквозь призму луча. Бабка орала, мама плакала, отец огрызался. Юльку это совсем не трогало, она даже могла заснуть под эту какофонию.
