положение.
– Ты теперь холостая женщина, Татьяна, – пояснил он для начала. – Я с тобой развожусь, – проговорил он потом. – Мы ушли из дома вместе с Иришкой. Она будет жить со мной. Мы так решили. Прости... – Это он произнес в финале и тут же бросил трубку.
Какое-то время Татьяна ошарашенно разглядывала телефонный аппарат, потом аккуратненько пристроила трубку на место, а потом с ней случилась истерика.
Она орала так страшно и так долго, что соседи вызвали милицию. Милиция приехала и вызвала «Скорую», а медики уже взяли на себя обязательство вызвать Светку.
Светка примчалась быстро, благо жила через дом от нее. Примчалась почти голышом, успев только накинуть кожаную куртку очередного своего ухажера прямо на пижаму. Примчалась, обнялась с несчастной подругой и проплакала вместе с ней до утра, а потом возилась с ней еще полгода. То психологов подсовывала знакомых, то гомеопатов, то гадалок. То просто вытаскивала куда-нибудь на отдых, обвешивая подругу холостяками, будто рождественскую елку игрушками.
Ничего не помогало.
Татьяна продолжала страдать, плакать и каяться.
– Я была плохой женой и матерью, – сипела она, сидя в слезах в углу дивана в Светкиной гостиной. – Я ничего не сделала, чтобы сделать их счастливыми... Я вон даже завтрак им не готовила... И сахар... Светка, я не насыпала ему сахар в сахарницу по утрам, представляешь!!!
От жалости к ней Светка слегла с сердечным приступом в больницу, и Татьяне пришлось на какое-то время приглушить свою боль и заняться подругой. Потом ей вдруг предложили место заместителя генерального в их строительной компании, и пошло-поехало. Татьяна понеслась по жизни галопом, не замечая прожитых дней, одиноких выходных и почти не замечая пустого дома. И если бы не эти фотографии на стене, то все было бы ничего.
Только эти картины их прежнего семейного счастья жутко все портили. Да еще нечаянная встреча двухмесячной давности, после которой ее жизнь снова резко дала по тормозам, и Татьяна опять принялась жутко переживать. Дни вдруг стали длинными-предлинными, пустыми-препустыми и такими промозгло-холодными, что изо всех сил хотелось, чтобы поскорее наступил вечер и можно было залезть под теплое одеяло и уснуть, и забыться...
«Забудешься тут, – со злостью подумала Татьяна, запахивая халат. – Забудешься, как же, когда эта до невозможности неблагополучная женщина орет, не унимаясь».
Отдернув штору, Татьяна щелкнула дверным шпингалетом и, зябко съежившись, вышла на балкон.
Ночное сентябрьское небо распласталось над миром огромным решетом, просеивая неясно мигающий звездный свет. Татьяна снова воровато опустила взгляд на балконные перила и в который раз за сегодняшний вечер тяжело и протяжно вздохнула.
Со звездами тоже была просто беда. С ними, этими сентябрьскими звездами, было связано рождение Иришки, и ночные прогулки с ней, ревущей, по городу, и жадные поцелуи под тополем во дворе, когда дочка наконец-то засыпала, и мечты, мечты, мечты...
– Сволочи!!! Наглые, бесстыжие
