style="font-size:15px;"> В шкапу было одно-единственное платье, немало озадачившее Оболенскую. Яркого лилового оттенка, украшенное рядами белых пышных оборок, оно было сшито так, что полностью оголяло плечи, а вырез на груди был таким огромным, что Настасья Павловна сильно засомневалась, что платье вообще способно прикрыть оную. Но самым пугающим в наряде была юбка с огромным разрезом, доходившим, судя по всему, до самого бедра, да ещё и более короткая спереди, нежели сзади. При одной только мысли о том, чтобы облачиться в подобный верх неприличия, Оболенская почувствовала, как щеки заливает румянец. А если ее в этом наряде увидит Петр Иванович?.. Господи, да сможет ли она после такого стыда ему хоть раз в глаза взглянуть?
Настасья Павловна встревоженно огляделась по сторонам, словно надеялась, что где-то в комнатушке спряталась от нее потайная дверь, окошко или люк, но все было напрасно. Голые каменные стены оставались холодны к молящему о помощи взгляду девушки. Громкий стук в дверь заставил вздрогнуть, а голос из-за двери прозвучал как приговор:
–Ну, скоро ты там?
– Сейчас, – отозвалась Настасья Павловна, смиряясь с неизбежностью и стараясь не думать о том, какое лицо будет у господина лейб-квора, когда он увидит, что на ней надето. Но, в конце концов, они ведь оба находятся на задании. И случившийся с ней казус нужно рассматривать не как величайшую неприятность, а как настоящий подарок судьбы. Костюм танцовщицы – это ведь просто блестящая маскировка!
Приободрившись подобными мыслями, Настасья Павловна как могла быстро сняла своё собственное платье и натянула на себя неприличное одеяние. Почти тотчас же она поняла, что если станет самостоятельно застёгивать все крючки на спине, то будет делать это до самого утра. Неужели же другие артисты справляются с этим самостоятельно?
– Долго ещё? – прогремел из коридора требовательный бас.
– Не могу управиться с застёжками на спине! – напряжённым от попытки выгнуться так, чтобы что-то рассмотреть в зеркале, голосом, ответила Настасья Павловна.
– Отворяй! – донеслось до нее повелительным тоном из-за двери.
Когда Настасья Павловна впустила громкую женщину в гримёрную, та придирчиво оглядела ее и кивнула:
– Фигура у тебя, что надо! Будешь пользоваться успехом, – и женщина вдруг довольно хохотнула, словно знала нечто очень забавное, но Оболенской неведомое. – Ладно, поворачивайся, – тон ее сменился на ворчливый, – так и быть, помогу тебе разок. Но только один! В следующий раз не опаздывай и одевайся сама, у нас тут не приют благородных девиц, никто тебя одевать, будто барышню какую, не станет! – и женщина снова издала неприятный смешок, от которого по спине Настасьи Павловны – тоже до неприличия обнаженной – прошел холодок.
– Ну все, пошла! – подтолкнула ее женщина к двери, – публика заждалась!
За кулисами Настасья Павловна обнаружила ещё с десяток точно также, как она, одетых девиц, принявшихся при ее появлении о
