присутствующим). Стоило ей увидеть меня, как с ней случалось что-то вроде припадка. Она могла смотреть на меня часами, словно загипнотизированная. Представьте себе. Я чувствовал себя так, словно меня рассматривают в микроскоп. И при этом всякий раз, когда мы прощались, она не уставала повторять: «Ах, если бы я только была свободна, господин Рейхсканцлер! Если бы я только была свободна!..» (Смеется).
Эвридика (немого кокетливо): Но ведь вы тогда, кажется, еще не были господином рейхсканцлером?
Рейхсканцлер: Разве?.. (Смеется). Послушайте, а ведь и в самом деле… Почему-то я совершенно упустил это обстоятельство из виду. (Смеется).
Эринии и Правила негромко смеются.
(Неожиданно оборвав смех, серьезно). Но только знаете, что я вам скажу, милая мадемуазель Эвридика? (Помедлив, глубокомысленно). Иногда мне кажется, что я был им всегда. Всегда. С самого детства.
Пауза. Рейхсканцлер смотрит на Эвридику, потом, повернувшись, смотрит на Профессора, после чего вновь поворачивается к Эвридике.
Профессор (вяло): Браво, господин Рейхсканцлер. Браво. Браво. (Негромко хлопает).
Эринии и Правила сдержанно аплодируют.
Рейхсканцлер: Не правда ли, это даже немного странно?
Эвридика: Да, господин Рейхсканцлер, это, в самом деле, кажется немного странным.
Рейхсканцлер (воодушевленно): Не правда ли?.. Как будто тут чувствуется рука Провидения или что-то в этом роде. Что-то такое…
Эвридика (издали): Да, господин Рейхсканцлер. (Вспоминая, задумчиво). Мне кажется, что я что-то хотела вас спросить…
Рейхсканцлер (возвращаясь на землю): Спросить?.. Меня?.. (Снисходительно посмеиваясь). Ах, моя дорогая деточка… Нет, вы, наверное, даже и представить себе не можете, как это мило. (Смеется). Ах, молодость, молодость! (Обращаясь к окружающим). Представьте себе, господа, я еще ни разу не встречал ни одной представительницы прекрасного пола, которая рано или поздно не сочла бы возможным задать мне этот вопрос… Решительно ни одной, господа!
Эринии и Правила негромко смеются. Короткая пауза.
Бог знает отчего, но почему-то все они хотят знать, почему я, наконец, не свяжу свою жизнь с какой-нибудь трудолюбивой и рассудительной женщиной, способной разделить со мной все тяготы моего нелегкого существования. Так, словно у мужчины нет больше в жизни никаких других дел, кроме как завести семью и воспроизводить на свет себе подобных.
Эринии и Правила понимающе кивают.
(Помрачнев, со вздохом, Эвридике). Неужели вы действительно думаете, милая мадемуазель Эвридика, что кто-то сумеет вынести то немыслимое напряжение, который приходится на долю мужчины, стоящего у кормила государственного корабля? Тем более, в годину испытаний, находясь, так сказать, в самом центре событий, от которых зависит наше с вами будущее, милая барышня?.. (Решительно). Никогда!.. Слышите, милая мадемуазель Эвридика?..
