не убивать же Палуса, хотя иногда казалось, что ничто, кроме смерти, не может исправить мерзавца, точно так же, как его папочку. Тому бы, кстати, не с Телой Нимис сойтись, а с Пустулой, вот была бы ядовитая смесь, но Малум словно вовсе не интересовался женщинами. Все не наиграется со своими наемниками. Хотя и Кама нет-нет да бросала на них взгляд. И ведь было на что посмотреть, было. Двадцать светловолосых верзил были похожи друг на друга, как братья. Ни одного лаэта, все с севера, и управляться горазды не с мечами, а с топорами, и ходят так, словно половину жизни провели в рыбацких барках, говорят с акцентом, горланят иногда что-то на своем, на непонятном, словно гуси на королевском дворе гогочут. Смеются они над Пустулой или хвалят ее? Та-то словно расцветает от чужеземного гогота, и так вырез на ее платье едва ли не до пупка, так еще шнуровку ослабила, волосы распустила, шестой день держится среди подопечных вельможного деверя. И детей там же морит. И что не отпустит несчастных в середину отряда? Что там в хвосте, кроме ехидной улыбки Малума и жадных взглядов его дозорных на ее грудь и бедра? Хочешь позабавиться, забавляйся, но детей отпусти под надзор строгого дядьки-воспитателя Сора Сойги. Если уж мастеру оружия не доверять, то никто доверия не заслуживает.
Кама открыла глаза, поймала строгий взгляд Сора, отметила едва приметную улыбку – клыки дакита блеснули над нижней губой, ответила похожей улыбкой, но без клыков, откуда они у дочери атера и лаэтки, хотя могли и проявиться звериные черты, разное гуляло в крови у королевы, и принялась озираться. Гнедая шла ровно, комок тошноты и лед в груди приутихли, подчинились усилию воли шустрой девчонки, а тело ее было привычно к верховой езде сызмальства. Королевская стража вместе с венценосными следовала впереди, опасность она бы не пропустила, оставалось не забивать голову всякой шелухой, а любоваться видами ардаусского кряжа, что вставал по правую руку от дороги, отливая черной, едва отошедшей от снега землей, словно отвалы у замкового рва, да туманом, ползущим со стороны реки Малиту и Кирума, а то и от самой Светлой Пустоши, ужасней которой, как говорили в Лаписе, немного мест найдется в Анкиде, да и во всей Ки. Скоро уже покажутся башни Ардууса, скоро. Поднимется ввысь крепостная стена, что отделяет самую большую и самую плодородную долину с этой стороны гор Балтуту от равнины, за которой только нечисть и смерть. Неспроста с этой стороны стены от деревни до деревни не один десяток лиг, а с той, едва минуешь город, начинается сразу с десяток селений и каждое следующее на околице предыдущего. Только к чему Каме ардуусские деревни, если в самом городе ждет ее встреча с тем, о ком она думала весь прошедший год? Сколько осталось до счастливого мгновения? День, половина дня, два дня? Ведь не побежит она к тому, кто и знать не знает о ее чувстве? Или побежит? Когда же? Последнюю деревню миновали с час назад, вокруг перелески
