на черную саламандру. Еще одно свидетельство того, что Анук – подумать только, Анук! – обосновалась в моем доме.
Она по-прежнему сидит у стены и по-прежнему не проявляет ко мне никакого интереса.
– Поужинаем завтра с Мари-Кристин? – преувеличенно бодрым голосом говорю я. – Ты приглашена.
– Не думаю, что это хорошая идея…
– Почему же? Ужин тебя ни к чему не обяжет. И потом… «Sauvat & Moustaki» – преуспевающая фирма. Я бы на твоем месте…
Закончить фразу мне не удается: Анук начинает хохотать.
– На моем месте? Хотела бы я посмотреть на тебя… на моем месте. – Хохот обрывается так же внезапно, как и начался. – Ты бы и суток не протянул. Ладно, тема закрыта.
– Но почему…
– Я же сказала – тема закрыта. Хватит с нас того, что ты угнездился там в качестве плечиков для пиджака. И подтяжек для брюк. Ты занимаешься не тем, чем должен бы заниматься, Гай.
Это совсем не новость: большинство людей занимаются не тем, чем должны бы, и чувствуют себя прекрасно. Я – не исключение. Вернее, я не был им до сегодняшнего дня.
– Интересно, и чем же я, по-твоему, должен заниматься?
– Это твоя жизнь. И я в нее не лезу. Сам решай.
Легко сказать – решай. Ничего особенного решать мне не хочется, напротив, мне хочется смотреть на Анук. При этом странное ощущение не покидает меня: Анук оказалась точно такой же, какой я представлял ее себе, – и совсем другой. Раньше я был почти уверен, что Анук сопровождает целая свора запахов – самых экзотических; теперь же я понял, что сама Анук и есть запах. Праматерь всех запахов, которые существуют в природе, их основа.
– Мне снятся твои сны, Анук, – шепотом говорю я.
– С чего ты взял, что мои? – Анук вовсе не выглядит удивленной.
– Чьи же еще?
– Ну да, бедный мой сиамский братец… Ничего оригинального ты сам придумать не способен.
– Это не очень хорошие сны, Анук. – Я пропускаю мимо ушей ее последнее, обидное для меня замечание.
– Правда? И что же в них нехорошего?
– Слишком много крови, Анук. Слишком много, вот что я скажу тебе…
– Да брось ты. – Анук безмятежна. Гораздо более безмятежна, чем когда-либо. – В темноте чего только не померещится… В темноте можно принять за кровь все что угодно…
– На что это ты намекаешь?
– Ни на что. Каждый видит ровно то, что хочет увидеть. Всегда.
Разговаривать с Анук бесполезно. Во всяком случае, на эту тему. На все другие – тоже. Анук вообще не разговаривает, она снисходит до разговора, – Анук, моя девочка.
– Тогда объясни мне хотя бы, что они значат? – Может быть, и теперь она снизойдет?
Ни черта не снизойдет, нужно знать Анук.
– Понятия не имею. Может, это твое прошлое. А может, чье-то будущее. Другие соображения есть?
– Я вообще стараюсь об этом не думать. Я ненавижу кошмары, Анук…
– Как
