style="font-size:15px;"> – Боже правый! – поразилась Анна. – Но с чего вдруг? Отчего она сейчас-то взялась по ней тосковать?
– Ты сама говоришь, что я ничего не смыслю в чувствах других людей – откуда же мне знать, что у них эти чувства вызовет?
– Наверное, ты чем-нибудь ее расстроил.
Томас, пристально глядя на Анну, сказал:
– Раз уж на то пошло, это ты меня расстраиваешь.
– Нет, послушай, – сказала Анна, взяв его за руку, но держа ее на некотором от себя расстоянии. – Она что, действительно тоскует по Ирэн? Ужасно, если это правда. Все равно как если бы в доме завелся тяжелобольной. Но, конечно, тогда мне ее очень жаль. Как бы так еще сделать, чтобы она мне больше нравилась.
– Или даже полюбить ее.
– Мой дорогой Томас, никого нельзя полюбить нарочно. И кроме того, неужели ты вправду хочешь, чтобы я ее полюбила? Чтобы жила ей одной, дожидалась ее возвращения? Нет, тебе всего-навсего хочется, чтобы я делала вид, будто люблю ее. Но я совсем не умею делать вид – я гадко обошлась с ней за чаем. На то, правда, были свои причины.
– Вовсе не обязательно лишний раз мне напоминать, как ты всем этим недовольна.
– Ладно, в конце концов, она в каком-то смысле – часть тебя, а я ведь за тобой замужем. Кого ни возьми – у всех в семье что-нибудь да не так. Так что, ради бога, не надувайся.
– Ты сказала, что мы идем в кино? Я не ослышался?
– Нет, не ослышался.
– Но почему, Анна, почему? Нам уже которую неделю не сидится на месте.
Анна, рассеянно трогая жемчуг на шее, ответила:
– Нельзя же сидеть и ничего не делать.
– Не вижу в этом ничего плохого.
– Мы не можем втроем сидеть и ничего не делать. Меня это убивает. Тебе этого, кажется, не понять.
– Но она же ложится спать в десять.
– Не ровно в десять, ты же сам знаешь. Терпеть не могу, когда за мной наблюдают. А она за нами – наблюдает.
– С чего бы ей за нами наблюдать?
– Я, кажется, знаю с чего. В общем, с ней мы не можем остаться вдвоем.
– Сегодня – сможем, – сказал Томас. – Точнее, после десяти.
Пытаясь успокоить ее, он снова протянул руку, но она – сплошной сгусток нервов – увернулась. Уселась подальше от камина: плотно облегающее фигуру черное платье, руки скрещены, вся в напряженных мыслях. Пока тянулись минуты тишины, Томас задумчиво ее разглядывал. Затем встал, схватил ее за локоть и сердито поцеловал.
– Мне никак не удается побыть с тобой, – сказал он.
– Сам видишь, как мы живем.
– Мы живем совершенно безнадежно.
Анна сказала, уже гораздо мягче:
– Милый, ну не нервничай ты. У меня был такой тяжелый день.
Он отошел, огляделся в поисках стакана. Негромко сказал, будто цитируя:
– Мы ничтожны во всем, кроме наших страстей.
– Где ты такое вычитал?
