страшные, ни на что не похожие рыдания. Хока мялась неподалеку, в окружении недовольных членов экипажа.
– Он не замолкает ни на минуту! – пожаловалась она, предусмотрительно держась от меня на расстоянии вытянутой ноги. – Слушала все утро, аж голова разболелась!
Сообразить, о ком идет речь, труда не составило.
– А причину концерта ты выяснить не пыталась?
– Конечно, пыталась! Он не голодный, и клетка в порядке. Я хотела его погладить, а он меня тяпнул, вот, смотри!
Продемонстрированная конечность остро пахла регенерационной мазью и была перемотана нанобинтом до состояния мумифицированной гусеницы.
Кажется, пришло время укрощать дракона.
Углядев меня на пороге зверинца, животные было подскочили, но акустическая мощь гронатейского найденыша мигом загнала их обратно в норы. Фламиотерикс вообще скрылся под лавой с глаз долой: его дом соседствовал с клеткой «дракона».
– И чего бузим? – строго вопросила я, нависая над беспокойным новичком, который выл так самозабвенно, будто репетировал оперную арию. – Зачем отсек баламутим, соседей пугаем, а?
«Дракон» на секунду смолк, набирая воздух, и разразился такими воплями, что мне захотелось, по примеру животных, залечь на пол и заткнуть уши.
В следующие полчаса выяснилось, что беспокойный зверь не желает ни есть, ни пить, вполне доволен новым местом обитания и соседями. По всему выходило, что его не устраивает только тишина, что он и пытался исправить с поистине королевским размахом. Я почти оглохла, пытаясь выяснить, что же ему надо, и в конце концов в отчаянии села напротив, признавая свое полное бессилие.
– Scharte ma farranta! – заглянул в отсек Финик.
– Ты снова языки перепутал, но можешь не переводить.
– Знаешь кронийский? – восхитился лингвист.
– Нет, просто меня он тоже уже «шате ма фарранта» по самое не могу.
– Scharte, – машинально поправил Финик. – Уйми его, работать невозможно! Эти вопли в запись вклиниваются, а там и так сплошной гул!
– Пытаюсь!
– Что здесь творится? – Аглая присоединилась к лингвисту, который галантно пропустил даму вперед. Столовая примыкала к моему отделу с другой стороны. Представляю, какое звуковое испытание постигло тех, кто отважился там поесть. – О, ничего себе глотка! Нельзя ли как-то его успокоить?
– Я пытаюсь! – повторила я, потихоньку зверея.
– Кого пытают? – послышалось в третий раз и в отсек через начавшую собираться толпу протолкался Фриам.
Аглая порозовела и спешно поправила прическу. Новый корабельный доктор каким-то чудом сумел растопить сердце неприступной девушки, хотя представить не могу, чем он ей приглянулся. Разве что внешностью: мужественные черты, точеные скулы, холодные глаза и такое же сердце. Сразу же по прибытии
