Утопая в морях асфальта и проводов.
Вот поспеют клевер да лен на полях, пойду я
Ночью летней прочь от изломанных городов.
Ничего не возьму, кроме косточек абрикосовых,
Чтобы рос среди небыли мой одичавший сад.
Видят боги, таким, как я, за мечтою сосланным,
Зачарованным бездорожьем, нельзя назад.
Вместо крови у нас ручьи да вода болотная,
Оттого кличет тина, скребет на душе камыш,
А она, как туман, пугливая и бесплотная,
Рвет оплетку из вен – под кожей не утаишь.
Ей ищи не ищи терема-палаты гранитные —
Сманит трелью рассветной, ягодным соком лес.
Звездопадом течет с небес молоко пролитое,
Млеет дымкой по телу лунных шелков отрез.
И стирают ветра сердцевину до основания,
Обнажая себе на радость резную суть.
Истонченный до звона, поисками израненный,
Я приду на их зов волшебный когда-нибудь…
Глава 1
Принцесса Исгерд
Волосы ее были белы. Но не той ослепительной белизной, что вросла в вершины скалистых, покрытых снегами гор на границах Тьер-на-Вьёр, скорее их цвет напоминал сероватое шерстяное сукно, жемчужную мягкость паутины, благородную седину на висках почтенных храмовых старцев. Только до старости Исгерд было так далеко, что она казалась выдумкой, страшной сказкой.
Сила, черной кровью бегущая по жилам девушки, обеспечивала ей долгие века жизни и вечную любовь подданных, ибо кто в Тьер-на-Вьёр не любил терновую принцессу – божество во плоти, по милости которого царят мир и процветание.
А вот ее брату не так повезло: Этельстан родился обыкновенным человеком, не унаследовав и капли терновой силы. А значит, судьба его подчинялась незыблемым законам времени, которое уже через пару десятков лет сотрет с лица принца свежесть юности, расчертит гладкий лоб морщинами.
Это случалось прежде: если в королевской семье на свет появлялось несколько детей, терновник неизменно благословлял только одного – девочку. И ноша ее была тяжела: долгими столетиями править страной в одиночестве, хоронить друзей и родных, век которых отчаянно краток, пока не родится новая жрица.
Но Исгерд старалась не думать о грядущем, заглушая страхи бесконечными делами. Она любила брата, наверное, с того самого дня, как они вдвоем появились на свет, – непохожие, словно луна и солнце. И представить себе мир без Этельстана принцесса не могла.
– Ах! – Девушка неосторожно щелкнула садовыми ножницами, и острый шип терновой розы впился ей в палец.
Она слизнула языком чернильную капельку, выступившую на коже, и осторожно положила срезанный цветок в корзину к остальным.
– Пожалуй, хватит для букета.
Дворцовый цветник был гордостью принцессы, хотя советники то и дело ворчали, что будущей королеве не пристало заниматься подобными глупостями. Но под ее властной рукой растения росли, как зачарованные. И ради созерцания бархатной красоты черных лепестков Исгерд готова была часами копаться в земле.
К счастью, сегодня никто не посмел указывать на расписание. В двадцатый день рождения терновой принцессе позволялось многое, если не все.
Слегка приподняв длинный подол, – ровно настолько, насколько позволял этикет, – она направилась в глубь сада, ища среди зарослей барбариса и лазурной гортензии крошечную беседку. Наверняка Этельстан там – читает, как обычно, улизнув от утомительных занятий, положенных ему по титулу.
Когда цветущий кустарник сомкнулся за ее спиной, Исгерд наконец разглядела облупленные деревянные колонны… Следует сегодня же повелеть привести их в порядок… Принц Тьер-на-Вьёр достоин мрамора и золота, а не ссохшегося сарая!
В детстве крошечная, укрытая от посторонних глаз беседка на склоне холма была и ее любимым местом, но с течением времени забот у принцессы прибавилось. Теперь она не позволяла себе тратить минуты в уютной тени, листая очередную книжку брата.
– Этельстан! – радостно воскликнула девушка, поднимаясь по скрипучим ступеням. – Все утро тебя не видно.
Запальчивый ореховый взгляд взметнулся на мгновение к ее лицу, но досада в нем быстро угасла, уступая место напускной покорности.
– Куда еще мне деваться, Герда?
Принц отложил потрепанный томик стихов и медленно встал. Казалось, поэзия ничуть не интересовала его сегодня. По темным кругам под глазами, по измятой рубашке Исгерд поняла: Этельстан прячется здесь с самого рассвета.
Что
