окрепнуть, набраться сил… И до сих пор беспокоюсь: неужели гнусная причина «недостаток средств» не будет устранена? Неужели русские парижане забудут, что в субботу 29 мая в залах Альма, сквер Рапп, остановка Эколь Милитэр, в пользу первого отряда наших скаутов состоится благотворительный концерт-бал с участием г-ж Алексеевой-Конюховой, Бараш, Болдыревой, Лидии Баян, О. О. Преображенской, З. Ростовой, В. В. Томиной, О. В. Федоровой, гг. Александровича, Б. Головко, А. Городецкого, Икара, Лабинского, Сибирякова?
Не может быть!
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», 29 мая 1926, № 360, с. 3.
Под землей
В это время, около четырех часов пополудни, длинные ходы метро пустынны гулки. Влажным отблеском отвечает огням электрических лампочек изразцовая облицовка широких сводов. Воздух густ и тяжел в подземной прохладе. Едкий запах идет от мокрого каменистого пола, над которым со швабрами в руках лениво шевелятся уборщицы, напоминая своим странным нарядом форму женского ударного батальона. И внизу, возле рельс, – тишина, тот же безжизненный отблеск, серая полоса свободной платформы с грудами наметанных у стен билетиков.
Иногда где-то сверху загрохочет, пробежит дрожью над сводами… Это линия корреспонданс. У входа зевающая амазонка, сидя на стуле верхом, вдруг протяжно спросит о чем-то подругу с соседнего перрона, сладко зевнет, щелкнет по привычке зубами контрольных щипцов. И снова тихо.
В этот час, когда нет пассажиров, и отдельный фигуры людей тонут в кафельном просторе, будто погруженные в пустую гигантскую ванну, – ярче выделяются надписи, громче кричат беззвучные объявления-плакаты. Гуси с неуклюжими оранжевыми лапами беспечно глядят на коробку с пате де фуа гра[49], не подозревая, что там, внутри, таятся их собственные потроха. Какая-то пресыщенная дама типа царицы Тамары, флиртует с добродушным медведем, кормя его лучшими в мире бисквитами. Там и сям со стены глядят круглые рожи луны, то искренне плачущей от отсутствия крема для своего медного лика, то с вожделением выглядывающей, вдруг, из-за занавески окна на аппетитные итальянские макароны. Несколько взрослых безнадежных идиотов, расположившихся между луной и шоколадным земным шаром, торопливо делают масляной краской надписи на пиджаках один у другого; какая-то истерическая женщина, подняв руку к небу, над которым прибита таблица «дефанс де краше[50]», благим матом извещает вселенную о ежедневном выходе «Котидьен[51]»; а вслед за нею лучшие во вселенной консервы, вина, ликеры, сыры; пилюли для борьбы с этими ликерами, винами, сырами. И на скамьях вместо забытого гимна: «Allons enfants»[52] въевшаяся глубоко в сознание граждан реклама: «Allons frères»[53].
Я вхожу в почти пустой вагон, блещущий ненужными огнями. Там, где-то в глубине, сидит одинокий господин, уныло смотрит на серые стены туннеля, с сопровождающим поезд назойливым Дю Бонне[54]; возле входа на скамьях – две дамы. Говорят повышено громко, не стесняясь, будто переговариваются с противоположных берегов бурной горной реки. И не знай я русского языка, я все равно догадался
Pâté de foie gras – паштет из «фуа гра», особым манером приготовленной уитиной или гусиной печенки (
Défense de cracher! – Запрещается плевать! (
«Le Quotidien» – ежедневная газета Левого блока, выходившая в Париже между Первой и Второй мировой войнами (
«Вперед, сыны» (
«Вперед, братья» (
Dubonnet – французский аперитив; вероятно, имеется в виду его реклама.
