же люблю тебя, дурочка, люблю! Слышишь, люблю! Ты же это прекрасно знаешь!»
В голове моей зрели, множились и путались десятки самых изощрённых клятв и обещаний, а вместе с ними и сокровенные слова извинений… но… Но увы!
Я ничего не крикнул ей вслед.
Я промолчал.
Моя мужская гордость всё-таки взяла верх над моими чувствами и не позволила мне опуститься до бесполезных унижений и клятв. Да, я промолчал. И могу объяснить, почему. Я был больно задет за живое! И в результате чёртова гордость взяла верх!
Я не сумел поступиться своей гордыней и осознанием собственной правоты. И вот всё закончилось навсегда. Она ушла. Насовсем. И дала понять, что на сей раз она ушла бесповоротно.
Она бросила меня совсем одного с разбитым вдребезги сердцем. Ушла, даже не оглянувшись на того, кому пусть и не нарочно, но нанесла смертельное ранение.
Уму непостижимо. Бросила, сволочь неблагодарная, как бросают блохастого котёнка только за то, что он не специально, а неумышленно и случайно нассякал в тапки хозяина дома!
Мария ушла, забрав с собой все свои вещи. Ничего не осталось. Только на балконе я потом, спустя день, обнаружил её одинокий розовый бюстгальтер, грустно и безжизненно висевший на бельевой верёвке. И всё.
Ох, Мария, Мария…
Свет моих очей. Смысл моей частной жизни. Музыка моей души. Огонь моих чресел… Лапулечка моя ненаглядная… Мой милый крохотный пахучий мамонтёнок… Где ты теперь и с кем?…
Скажу вам правду… Я честно пытался её забыть. Стереть её из памяти. Вытеснить чем-то или кем-то другим… Буквально в тот же день пытался… Даже пошёл для этой цели в ночной клуб… Пытался и на следующий день тоже… И на следующий…
Увы! Не получалось у меня забыть её, не получалось. Не так-то это легко – вычеркнуть из своего сердца ту, с которой в первую ночь у тебя было почти четыре раза.
Эх, Мария, Мария… Как ты могла уйти?… Не понимал тогда, не понимаю и теперь… Ох ты Боже ты мой…
Нет, не могу продолжать далее… Прошу меня простить, но я вынужден взять небольшую паузу… Одну минуту буквально! Я должен проглотить комок в горле и сдержать набежавшие слёзы отчаяния и обиды…
Знаю! Как боевому офицеру, мне не пристало плакать. Мужчины не плачут…по таким сущим пустякам, как потеря любимой женщины… Тем более офицеры… Но, видит Бог, ничего не могу с собой поделать!.. Хоть бери да стреляйся! Впрочем, я настолько взволнован, что всерьёз боюсь не попасть себе в висок. Руки дрожат, поджилки трясутся… Со стороны, наверное, может показаться, что я танцую, но это не так. Я редко танцую с горя, да ещё и без музыки. Фух!.. Ладно… Продолжим…
Без неё я начал пить. Я и при ней пил, и пил много, но без неё мне пить было очень горько, а я пил, и пил пуще прежнего… Так прошло три месяца. Может, чуть больше.
Однажды, посмотрев на календарь, я понял, что прошло ровно сто дней, как мы расстались. Надо же, подумал я равнодушно. Прошло уже сто дней. Сто дней одиночества.
