тут, на севере, – указал капитан, и я снова пометил местность. – Пара километров по главной. Здесь – психбольница, которой вы так заинтересовались.
– На северо-западе, стало быть, – пометил я. – А это что? – я указал на довольно большое строение прямо на дороге, ведущей на восток от деревни в сторону Малой Руки.
– Монастырь наш знаменитый, – пожал плечами начальник. – Анабаптисты так называемые.
Я тут же полез в интернет в поисках информации. Ограничившись поверхностным изучением, я вернулся к нашему разговору:
– Что западные протестанты забыли в русской глуши?
– Извечный вопрос, который задают заблудшие в наши края редкие туристы. Они вроде как и не западные вовсе, да и не протестанты в классическом понимании.
– Так просвети и меня, раз уж рука набита.
– Я историю этого монастыря знаю в общих чертах, многое из этого, скорее всего, выдумки, да и не мастак я басни травить, – Соловьев откашлялся. – Короче, приехал в Екатеринбург в начале двадцатого века какой-то иностранец, датчанин или голландец, не суть. Говорит, монастырь буду строить, да еще и какой-то не христианский. Генерал-губернатору местному это не по нраву пришлось, и его турнули куда подальше из Екатеринбурга. Но голландец оказался настойчив и, похоже, предприимчив. Бродил по деревням, подыскивая себе местечко под строительство, говорят, одержим был идеей. Ходили слухи, что при нем была целая сумка с драгоценными камнями и какой-то ценной утварью, но это наверняка не известно. В общем, пришлись ему по душе наши деревушки – Большая Рука и Малая, и прямо между ними он начал свой монастырь выстраивать. Тихо, тихо, назло церкви и на радость крестьянам, у которых хоть дело какое-то появилось. Строил долго, но основательно, в деньгах нужды не испытывал – богатым был. Полтысячи человек задействовал – все, кто мог пригодиться, помогали. Строили на славу, говорят, добротно. Закончил к тысяча девятьсот сорок второму, стало быть, двадцать восемь лет строил. Уже и власть сменилась, и церковь рухнула, и Великая Отечественная успела начаться. Но место тут тихое, скрытое от глаз и ЧК, и партии, так что на него никто внимания не обращал. Так и закончил он стройку свою, а работяги потом, те, кто сами не померли, там и остались служить и работать. Вот и стоит монастырь тот бельмом и по сей день.
– Он действующий, этот монастырь?
– Еще как действующий! Тут две деревни всем скопом на него работают. Да если бы не монастырь этот, давно все разъехались бы… Или с голодухи подохли бы. Там человек пятьсот пашет у них – в основном выходцы из детдома и психбольницы. Ну, какая бы их судьба ждала? Из психушки выйдешь со справкой – кто тебя возьмет на работу? Или детдомовцы – ни образования, ни семьи. Восемнадцать стукнуло, бумаги оформили – и вперед, на вольные хлеба. А тут при деле все – и психи, и сироты. Денег почти не платят, конечно, зато кров дают, кормят, учат. В общем, даже РПЦ ничего против не имеет, ведь они и церквушку местную содержать помогают.
– Чем
