уж много горя и отчаянья было в глазах женщины, которой они вернули разум. Соратница, советница – или все же монстр? Дима наблюдал за ней, но не мог понять, кто она такая. Она постоянно была во власти какого-то мучительного собственного горя и тяжкой памяти, чужая, подчас страшная в своем ледяном спокойствии. Привыкший ощущать себя выше других, рядом с Мариной он чувствовал себя мальчишкой, наивным юнцом, слова, которые говорила эта женщина, могли и ранить, и утешить. В ее присутствии чувство собственного превосходства куда-то растворялось, с Алексеевой нельзя было так же, как со всеми, и молодому ученому это решительно не нравилось.
Когда в убежище вновь появился Женя, мальчишка из бункера автоконструкторов, которого полковник и Доктор Менгеле отправили на смерть, в камеру к монстру, Марина будто очнулась, стеклянные глаза наполнились жизнью. Кем она считала этого мальчишку, едва не запоровшего их важнейший эксперимент, погубившего ее ребенка? Неизвестно.
Дмитрий постоянно находился рядом, и, видя, какие перемены происходили с женщиной при одном упоминании о Жене, ощущал смутную тоску и тревогу, ощущение неправильности, фальши и дикости всего происходящего.
Молодой ученый закрылся в себе, раз за разом пытаясь нащупать в сознании то мучительное, разрывающее чувство, от которого почему-то сердце билось быстрее и перехватывало дыхание, но не мог сам себе объяснить, что же было не так.
И в какой-то момент все рухнуло в прах…
Глава 4
Номер 314
Декабрь 2033
В коридоре хлопнула дверь, послышались легкие, торопливые шаги. Дмитрий выглянул из лаборатории, и на него едва не налетела Марина.
Она всхлипнула, отвернулась, закрывая руками лицо.
– Ты плачешь? – удивленно спросил молодой ученый, выходя из кабинета.
– Это сделал ты? – женщина повернулась, посмотрела ему в лицо. Он не смог выдержать ее взгляд и отвел глаза, пожалуй, впервые за многие годы испытав что-то похожее на стыд.
– Да, я. Мы тебя предупреждали, – ему почему-то показалось, что он оправдывается.
Марина продолжала смотреть на него. Ни гнева, ни злости, только горькое, бесконечное отчаянье.
– Зачем? – тихо выговорила она.
– Так было нужно, заключенный оказал сопротивление, я был вынужден… – начал Дмитрий, но Алексеева резко оборвала его.
– Прекрати мямлить! Вынужден, сопротивление, тьфу! Ты сделал это, потому что захотел, – в ее голосе прозвучало презрение.
– Я должен был… – отчего-то его уверенность в собственной правоте пошатнулась.
– Нет, Дима, – Марина смотрела на него с тоской, так смотрят на покойника в гробу, когда все слезы уже выплаканы и на смену им пришло смирение с неизбежной потерей. – Ты хотел это сделать. Ты знал, что убьешь его. Ты знал, что в шприце концентрат. Ты знал о результатах эксперимента,
