вверх уходила почти отвесная стена вентшахты, которая чудом выстояла после взрыва. И там, недосягаемо высоко, была свобода.
Выживший не знал, сколько времени прошло. Он мысленно задавал себе десятки вопросов, на которые не было ответов. Зажатая нога с каждой минутой немела все больше, становилась чужеродной, словно бы не принадлежащей телу.
Страх придал человеку сил. Пленник рванулся, оставляя на щербатом бетоне капли крови, и вдруг понял – свобода. Его больше ничто не удерживало, кроме собственной боли и отчаянья.
Судьба в который раз даровала ему шанс. Если бы не каменный мешок, обожженное до волдырей тело и отчаянно гудящая голова, выжившему могло бы показаться, что мирозданье приберегло его для особой миссии, в который раз вырывая его с того света. Но воспаленный, измученный рассудок не был способен на такие размышления. Наверх, к свободе. Спастись. Думать – позже.
На одних рефлексах, на мгновения забыв про боль, человек пополз из своего укрытия, отталкиваясь ногами, сдирая ногти в борьбе за жизнь. Наверх. Неважно как. Прочь из разрушенных подземелий, лучше умереть, последний раз взглянув на мертвый город, и закончить свой путь вместе с ним, чем долго и мучительно подыхать под бетонными плитами, глядя туда, где есть свобода, но не умея взять ее.
Он подтянулся на локтях, извиваясь ужом, миновал тесный лаз между обломком плиты и стенкой вентшахты и неимоверным усилием уцепился за скобу лестницы, ведущей на поверхность.
Здесь по-прежнему было дымно, и к едкому духу паленой краски и проводки примешивался чуть сладковатый, почему-то очень знакомый запах.
Человек на мгновение замер, пытаясь поймать обрывок мысли, которая скользнула на задворках сознания, и когда пришло понимание, его вырвало на одежду, на осколки камня.
Запах сгоревших тел. Триста человек. И один выживший. Один. Из трехсот. Снова хлынули слезы, несчастный заходился кашлем и рыданиями, не в силах сдвинуться с места.
Тихий посторонний звук вонзился в мозг сигнальной ракетой. Беги. Думать позже, беги! Плиты, находившиеся в шатком равновесии, чуть сместились, и этот звук крошащегося бетона заставил человека резко подтянуться на руках. Он повис на скобе всем своим весом, молясь про себя, чтобы она выдержала.
На несколько секунд стало очень тихо, и вдруг плиты рухнули с оглушительным грохотом, троекратно усиленным узкой вертикальной норой вентшахты. В воздух взметнулся столб бетонной пыли, проникая в легкие, забивая глаза и уши, смешиваясь с дымом.
Это конец. Конец. Но впереди, пробиваясь через пелену, мерцал свет, дарующий надежду.
Человек карабкался вверх, собрав все свои силы, не думая, не чувствуя больше ничего, кроме единственного желания – выжить.
Скоба с треском вылетела из стены, не выдержав нагрузки, повисла на одном болте. Рвущийся к свободе пленник успел ухватиться, повис, тщетно пытаясь нащупать ногой опору и подтянуться.
Наверху
