страдающей женщиной. Она стояла на краю какой-то невообразимой пропасти, и это я могла понять. Я тоже видела пропасть.
– Тогда расскажите мне, – надавила я.
– Не могу, – сказала она, покачав головой. – Мисс Спидвелл, я знаю, что зашла совершенно не с той стороны. Новы должны понять: я хочу справедливости для них обоих. Артемизия была моей подругой, и Майлз – мой друг. Она не была для него обузой, он любил ее! Но он скорее сойдет в могилу, чем расскажет правду и погубит еще несколько жизней, и это достойно уважения. Неужели вы не видите все благородство его поступка?
– Я вижу всю глупость этого поступка, – ответила я, но без прежней враждебности. Должно быть, она это почувствовала, потому что вдруг подалась вперед и накрыла мои руки своими. Ее руки, руки скульптора, были сильными и теплыми, и, посмотрев на них, я поняла, что впервые за мою сознательную жизнь до меня дотронулась моя кровная родственница. Я также поняла: она прекрасно осознает, что делает, и собирается сыграть на моем одиночестве, моей инаковости. Они никогда не признают меня одной из них, но она решила поманить меня этой возможностью, как будто карпа наживкой. Для меня это могло быть как соблазнительно, так и опасно.
– Мисс Спидвелл, Вероника, – мягко сказала она, – пожалуйста, сделайте это для меня. Я не имею никакого права вам приказывать, поэтому я вас прошу. Сэр Хьюго не станет меня слушать. Он знает, что расследование провели плохо. Но для столичной полиции будет оскорблением признать, что они ошиблись. Его вполне удовлетворяет то, что Майлза за это повесят, но если это действительно произойдет, случится ужасная несправедливость, которой вы в состоянии не допустить. Сможете ли вы спать спокойно, если даже не попытаетесь все исправить?
Я колебалась, а она, обладая безошибочным охотничьим чутьем, нанесла последний удар.
– Я не буду обижать вас разговором о деньгах. Сэр Хьюго рассказал мне, как вы горды, и я это понимаю. Но я все же могу кое-что предложить вам за ваши услуги.
– Что? – спросила я.
Она сильнее сжала мои руки.
– Вашего отца.
Я резко выдернула руки.
– Мне ничего не нужно от принца Уэльского.
– Я знаю, – сказала она мягко, но коварно, пытаясь убедить меня. – Но неужели вам даже не интересно? Вам не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу? Я могу это устроить. Он согласится на это ради меня. Подумайте: это шанс посидеть с ним рядом и спокойно поговорить – с отцом, которого у вас никогда не было. И это в обмен на то, что вы зададите разным людям несколько вопросов. Мне кажется, это честная сделка.
Я посмотрела на нее долгим испытующим взглядом. Я сделаю то, о чем она просит, – мы обе это знали. Она думала, что убедила меня разговорами о семье и моем отце, но я решила ей помочь не из-за этого. Ненависть, оказывается, может быть не менее сильным стимулом, чем более благородные чувства.
А потому я ей улыбнулась, скрыв в этой улыбке сотню разных смыслов, и откинулась в кресле.
– Ну хорошо, расскажите мне все подробнее.
Принцесса
