такие? Косой, ты, что ли?
Иван выпрыгнул из струга на землю:
– Знамо, я. С товарищами. Буди атаманов, добычу принимать будут.
– Это я зараз, – освещенная факелом голова на башне дернулась и исчезла.
Казаки, не опасаясь намочиться, быстро попрыгали в воду – дома почти, у родных очагов обсушатся. Навстречу им из камыша уже выходили осмелевшие казачата:
– Дядя Иван, побили турок? – к ним приблизился паренек лет двенадцати.
За ним ковылял мальчонка поменьше. Оба остановились, с любопытством разглядывая товар, выгружаемый на берег.
– Богато взяли!
– А то! – Муратко пригляделся к старшему. – Никак, Иван, Рази сын?
– Ага. А это Степка, брательник мой.
Белобрысый мальчонка, засмущавшись, ковырнул ногой, показав затылок с хохолком.
Муратко, хмыкнув, взъерошил его шершавой ладонью:
– А Егорка не с тобой?
– Со мной, а как же. Мы тут раков ловим.
Из темноты, услышав знакомый голос, степенно выступил высоченный стройный парнишка, ненамного старше Ивана.
– Батя, ты? – ломающимся голосом уточнил он.
– Знамо, я.
– Здорово, – слегка смущаясь посторонних, парень обнял отца.
– Здорово, сынка. Видал, скоко мы родичей ослободили, – он махнул рукой на неловко столпившихся бывших невольников. – Надо их на ночь разместить, но сначала покормить – голодные.
Косой, скинув с плеч тюк, остановился около отца с сыном:
– Веди их в курень гостевой, Михайла Иванов в городе?
– Нема Татаринова, на Монастырском городище – войско готовит.
– Ну, тогда старшину найди. Он знает, что делать.
– Добре, – Егорка, окинув сочувственным взглядом изможденных галерных гребцов, первым зашагал к открывающимся воротам городка. Валуй про себя отметил странность: вроде спросил про Иванова, а ответили про Татаринова. Решив при возможности поинтересоваться у казаков о фамилии атамана, он поспешил за остальными.
Из распахнутых ворот уже выскакивали радостные казаки.
Егорка привел бывших пленников в небольшой барак, заваленный свежим сеном.
Махнув рукой, что можно было понять, как «размещайтесь», убежал за старшиной. Путило выбрался с ним – у него в Черкасске родственники. Пока старшина отсутствовал, крымский татарчонок Пешка – невысокий живчик, проданный на каторгу отцом за долги, – быстро распалил печь из тонких ивовых веток и кизяков, сложенных тут же. Космята, располагавшийся обычно с близнецами в каторге по соседству, приложил ладошки к печке с другого бока:
– А хорошо-то как на воле. Почти как дома.
– Ну, не скажи, – не согласился Серафим Иващенко – запорожский хохол, когда-то с оселедцем, давно уже обросший, как и остальные пленники. Не любили турки его хохол и, едва взяв раненого казака в полон, сразу срезали. – Дома
