быть сегодня, может быть совсем скоро… Да! Сейчас!
В эту секунду всё то, о чем он смутно мечтал; всё, что составляло окраинные, потаённые уголки пространства его фантазий, – всё это явственно, несомненно, со всей силой очевидности сбылось. Он был безусловно прав – прав в своих действиях, своих помыслах, своем упорстве, исканиях и обретениях. И наконец дошел до конца. Приоткрытая дверь распахнулась. Теплая лавина нежности беспрепятственно хлынула через открытые настежь окна глаз. Невыразимое мгновение контакта, ощущение легкого, поверхностного натяжения от соприкосновения – и мягкий, струящийся поток его внимания погрузился в распахнутое сознание Олеси. Мелькнула мысль о том, что частая метафора, сравнивающая мужчину с небом, а женщину с землей, верна лишь отчасти. По крайней мере, в их случае. Да, он был небом. Но она… она была морем. Морем радости. От каждого сознательно направленного в Олесю импульса удовольствия на размеренно-волнообразной поверхности её восприятия образовывалось что-то наподобие мгновенно возникавшего и медленно рассасывающегося водоворота наслаждения. Судя по счастливой улыбке, озарявшей в эти мгновения её лицо, каждый испущенный импульс прекрасно ощущался с другой стороны. Артур решил проверить это и добавил к перманентным турбулентностям нежности внезапный разряд молнии мысли, в результате чего Олеся застонала и распахнула глаза еще шире. Это было явным подтверждением, совсем уж выходя за рамки любой статистики случайностей. Ощущая себя счастливым первооткрывателем, он проделывал это еще и еще раз, каждый раз с возрастающей радостью убеждаясь в том, что Олеся реагирует на каждый из этих импульсов. «Это и есть тантра?» – внезапно пронеслась в его сознании испущенная ею мысль.
И, уцепившись за это сочное ощущение невероятной, трансгрессивной радости понимания и обретения, истомным усилием продлив острие породившего его намерения еще дальше, ввысь, в сторону воплощенного трансцендентного принципа, Артур с разбега нырнул в океан чистого счастья: триединства принимающей нежности, трепетно лелеемой утонченности и упоительной красоты. И это наполнило его до самых краев – спокойствием, глубиной понимания и необратимой уверенностью во всем происходящем.
А дальше была растянувшаяся на всё мироздание спелая, сочная мякоть вишневых губ, роскошный палантин коричневых волос, ямочка на грациозном изгибе шеи и воспламеняющий аромат её тела…
Утопая в упоительном океане изливающейся на неё нежности, Олеся погрузилась в размягченное и сладкое как патока состояние текучих эмоциональных грёз, легкой рябью покрывающих море чистого наслаждения.
В этом эйфорическом пространстве вспыхнувшая на мгновение метафора райской лагуны обрела удивительную полноту и силу, став в её восприятии ощутимой реальностью – теплым, ласковым морем. Шум прилива, загадочный и велеречивый, проникновенный, мощный
