Ожеговского словаря, замечательный отечественный лингвист, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и стилистики Литературного института Лев Иванович Скворцов.
Дискуссия, однако, продолжения не имела.
ОН
В один из холодных, но ясных январских дней я гулял по лесу возле Дома отдыха в окрестностях Солнечногорска с книгой стихотворений Константина Вагинова, на последних страницах которой уловил некое изменение, очень меня взволновавшее. Вот что я читал:
Почувствовал он боль в поток людей глядя,
Заметил женщину с лицом карикатурным,
Как прошлое уже в ней узнавал
Неясность чувств и плеч скульптурность,
И острый взгляд, и кожи блеск сухой.
Он простоял, но не окликнул.
Он чувствовал опять акаций цвет густой,
И блеск дождя, и воробьёв чириканье.
И оживленье чувств, как крепкое вино,
В нём вызвало почти головокруженье,
Вновь целовал он горький нежный рот
И сердце, полное волненья.
Но для другого, может быть, ещё
Она цветёт, она ещё сияет,
И, может быть, тот золотым плечом
Тень от плеча в истоме называет.
(декабрь 1933)
К сожалению, Вагинов не столь известен, как многие из его современников – ленинградских писателей 1920-х годов. Биографические справки о жизни и творчестве этого необычного поэта наполовину состоят из перечня литературных группировок, к которым в разное время он ненадолго примыкал. Среди прочего, мы обнаружим здесь и гумилёвскую «Звучащую раковину», и «Аббатство гаеров», и «Кольцо поэтов им. К. Фофанова», и ОБЭРИУ. Все сближения носили довольно беспорядочный и случайный характер; внутри литературных групп Вагинов оставался фигурой нетипичной и обособленной. Характерно отношение к нему Николая Гумилёва, зафиксированное в воспоминаниях Георгия Адамовича: «Стихи Вагинова вызывали в нём сдержанное, бессильное раздражение. Они поистине были «ни на что не похожи»; никакой логики, никакого смысла; образы самые нелепые; синтакис самый фантастический… Но за чепухой вагиновского текста жила и звенела какая-то мелодия, о которой можно было повторить, что
Ей без волненья
Внимать невозможно.
Гумилёв это чувствовал».
Поэзия Вагинова в целом, как и его замечательная «карнавальная» проза, – тема для отдельного разговора. Сейчас я должен сосредоточиться лишь на предсмертных стихах, в которых неповторимая вагиновская «мелодия» неожиданно обрела совсем особенное звучание:
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,
Под градом желудей оркестр любовь играл.
И, точно призраки, со всех концов Союза
Стояли
