тоже), а для того чтобы как следует воздать своим нетерпеливым слушателям за их грехи – их страсть к любопытству и его следствию, нетерпеливости.
И, конечно, его спутники не выдержали и начали терзаться в нетерпении, теребя подошвы свои туфлей об мостовую, что, в конечном счёте, привело к своему вопросу. – Ну и что было дальше? Рассказывай, не томи. – Нервно вопросил первый спутник рассказчика.
– Она врезала тебе или ты опять соврёшь, заявив, что она чуть не подавилась чипсами и тут же ушла лопаться от возмущения в туалет. – А вот эти передёргивания второго спутника, где он недвусмысленно намекал о недостоверности озвученных сведений рассказчиком, да ещё в таком тоне, конечно, кого хочешь, выведет из себя.
И рассказчик от такой наглости второго спутник, а может оттого, что он хлебнул лишнего из стаканчика, поперхнулся и начал закашливаться. А это был верный знак, указывающий на то, что он что-то определенно скрывал от своих слушателей – так мстительно решили за рассказчика его спутники. Но только Алекс пришёл в себя, то он в одну фразу срезал своих придирал-слушателей.
– Она попросила у меня мой телефон. – Заявляет Алекс, повергая слушателей в немое изумление и шок. И пока длится эта немая пауза, Алекс, наслаждаясь видами их лицевого недоразумения, может спокойно глотнуть кофе. Но вот наиболее придирчивый второй спутник Алекса, Гера, приходит в себя и, пытаясь выдавить из себя улыбку, делает своё предположение насчёт этого поступка его собеседницы (если, конечно, оно имело место быть). – В качестве компенсации за твою дерзость?
– Да нет. – Как-то подчёркнуто простодушно отвечает Алекс, что видимо должно убедить его слушателей в том, что он ни капельки не приукрасил свой рассказ, и он от и до достоверен. И его слушатели уже готовы были ему на слово поверить, но как верно кем-то подмечено, истина кроется в деталях и последовавший детализированный рассказ Алекса, подтвердил верность этой истины.
– Она попросила мой номер телефона, чтобы связаться со мной. («А вот и начались оговорки! – язвительно усмехнулся Гера») Но это случилось чуть позже. А так вначале, сразу после моих достаточно оскорбительных слов, она от прилива в голову крови раскраснелась (так мне показалось) и теперь мне уже было можно опасаться того, что она сейчас взорвётся (сразу она на меня не кинулась скорей всего потому, что мой необычный вид мутного типа, уставившегося в одну точку, определённо всех пугал) или лопнет от возмущения, а тогда всем достанется. И я, понимая, что мне по большому счёту терять больше нечего, предупредительно заявляю:
«Ты имеешь полное право, как тебе угодно реагировать в ответ, но знай, я не буду в ответ злорадно надсмехаться над тобой, объясняя твою ответную реакцию твоей умственной платёжеспособностью, способной только руганью расплатиться в ответ. Ведь матерная ругань и ответная злоба,
