резинку трусов. Всё это настолько мучительно, ошеломительно, странно, что я полностью теряю ориентацию в пространстве, и должно быть, выгляжу крайне беспомощным и жалким.
Покой покидает меня, вылетев в окно, с такой невероятной скоростью, словно спешит на спасение мира.
Я валяюсь на кровати рядом с Олегом, чувствуя его тёплый бок совсем рядом, и чуть было не стону в голос, в безуспешных поисках возможности половчее вывернуться, отодвинуться. Но самое странное, самое страшное, самое невероятное в том… В том, что мне не хочется отодвигаться. Напротив, хочется прижать его к себе сильнее, прикоснуться губами к его губам, обвить руками, ногами, притиснуть, сгрести, вжать в своё тело. До хруста, до боли, до мурашек, до гулких и полузадушенных стонов.
Мучения обрываются, так как Олег сам отодвигается от меня, потянувшись за соком. Меня обдаёт холодом пустоты, но холод не помогает вразумить обезумевшую голову.
Чувства так теснятся в груди, что я почти захлёбываюсь ими и начинаю кашлять в кулак. Олег поворачивается, подвигается ко мне, помогает сесть, и, продолжая придерживать, протягивает наполненный стакан.
Полностью игнорирую этот жест, замираю, словно статуя, и зачарованно смотрю на его губы. Он сдувает чёлку, упавшую на глаза, и облизывается. Без всякой задней или передней мысли, разумеется.
Я не могу сопротивляться: неведомая сила тянет меня вперёд. Я скольжу щекой по его щеке – она сухая, тёплая, немного колючая.
Меня слегка потряхивает. Олег, должно быть, считает, что я подавился, и заботливо похлопывает меня по спине одной рукой, а другую, со стаканом, отставляет в сторону. Он так сосредотачивается на этом немудрёном действии, что я, пользуясь случаем, прижимаюсь к нему крепче, обнимаю за талию и, чуть приподняв голову, будто бы случайно, скольжу губами по его виску.
Проходит несколько секунд, он слегка отстраняется и глядит на меня, с ухмылкой и одновременно с лёгким недоумением.
– Се…йчас, я тол-лько… – теряя буквы и путаясь в словах, произношу я, поднимаюсь на подгибающиеся, непослушные ноги, и направляюсь в сторону туалета.
Меня шатает, и я даже не могу вписаться в дверной проём с первой попытки.
В голове бьётся стайка самых разных панических мыслей, но все они не могут прогнать то напряжение, которое возникло внизу живота. Более того, эти мысли становятся всё страннее, всё непристойнее, они разжигают кровь, и она нагревается, почти закипает прямо в моих жилах.
Войдя в комнатку, я торопливо открываю кран с водой, на секунду отвлекаюсь на шум воды. Стоило бы умыться, освежить голову и мысли. Но вместо этого я расстёгиваю штаны, сжимаю в ладони пульсирующий член и не могу сдержать изумленного и полного возбуждения вздоха.
Да, я иногда делал такое и ранее, чтобы расслабиться, прийти в себя, побыстрее заснуть. Иногда – после всяких грязных фантазий… Но никогда вот так, в чужом месте, при чьём-то присутствии за стеной, при таком вот состоянии ума и тела.
