молча набулькал ему в протянутый бокал виски.
– Ты все запомнила? – шепотом спросила меня Ирка.
– Лучше: я все записала на диктофон в мобильнике! – так же шепотом ответила ей я.
Оповещать об этом всех вокруг не стоило, чтобы мудрый Лазарчук раньше времени не догадался: от предосудительного намерения путаться под ногами у следствия мы с подружкой вовсе не отказались.
День третий
– Дети, в школу собирайтесь!
О нет! Опять?!
Тщетно силясь открыть глаза, я вяло охлопала ладонями пространство вокруг себя. Одним шлепком нашла мужа – он протестующе замычал, другим мобильник – он с готовностью высветил время: 05:00.
Кто поставил будильник на пять утра?! Не я, не Колян… Неужели сынище? Или это какой-то программный сбой, электронные мозги свихнулись, начинается бунт машин?
– Петушок пропел давно!
Ненавистный голос ненаглядной (в смысле, глаза бы мои на нее не смотрели) певуньи смолк, но я знала, что она не уймется, пока кто-нибудь самоотверженный не встанет, чтобы поймать эту заразу, бестрепетно взять ее за горло и решительно умертвить путем нажатия довольно тугой кнопки на пузе.
Я села в постели, свесила ноги на пол, последовательно нащупала на полу четыре тапки, выбрала из них две поменьше, с третьей попытки правильно расспределила их – какую на правую ногу, а какую на левую, встала, запнулась о невостребованные тапки мужа, отбросила их в сторону сердитым пинком – боже, столько активных действий и умственной работы в пять утра, это же надо!
– Дети, в школу собирайтесь!
– Я убью тебя! – сказала я с чувством.
– Кого? – сонно уточнил Колян.
То ли тревожился за себя, то ли великодушно хотел предложить помощь – я не стала это выяснять, просто ответила:
– Будильницу.
– Благословляю, – одобрительно пробормотал супруг и заворочался, с головой закутываясь в одеяло.
Это он правильно, сейчас я найду певунью и ка-ак грохну ее об стену – полетят плассмассовые клочки по закоулочкам, как шрапнель!
– Не так быстро. – Внутренний голос зачем-то попытался меня остановить, но был заглушен ожидаемой руладой:
– Петушок пропел давно!
И я пошла на звук, пылая негодованием и, собственно, только им и освещая себе путь. В кромешной тьме несколько раз ударилась о какие-то выступы, столкнулась со стеной, с трудом нашла дверь, но не придала всему этому значения, ведомая одним страстным желанием: найти и обезвредить.
– Эй, послушай меня! Ну послушай же! – тщетно взывал ко мне внутренний голос.
– Потом послушаю, – пообещала я. – Убью будильницу, зарою ее поглубже, и прямо над свежей могилкой мы поговорим, о чем захочешь!
– Дети, в школу собирайтесь!
– Нам туда! – Я сориентировалась в пространстве.
Голос
