пришлось забрать меня домой. Я, наверное, так и валялась бы на грязном полу, если бы не ты.
– Кто-то обязательно вас хватился бы, – сказал Ники.
– Может быть, – сказала Гортензия, уверенная в обратном. – В конце концов кто-то заметил бы, что телефон не отвечает, телеграммы не приходят и не отсылаются и все такое, и только тогда они, наверное, и бросились бы искать мое бренное тело.
– Мистер Муни был очень любезен.
– Это он умеет, – сказала Гортензия, хотя давно уже прошли те времена, когда она испытывала к мужу теплые чувства. Тогда он был неплохим и даже хорошим, но со временем стал брюзгливым, а порой даже злым. Гортензия научилась не замечать его, как звук радиоприемника в диспетчерской, если парни в гараже меняли ее любимую блюзовую станцию на поп-волну.
– Мистер Муни изменился?
– Любой муж поначалу милый и добрый, если ты об этом. Все прекрасно и замечательно, пока ты не возразишь ему или не начнешь задавать неудобные вопросы, которых у тебя раньше и в помине не было. Так что если у вас все гладко, пока вы планируете свадьбу и медовый месяц, то это не достижение, просто человек ведет себя так, чтобы получить от тебя желаемое. Истинное его лицо проявляется со временем.
– Но мы с Пичи начали встречаться еще до войны, – сказал Ники, переставляя карандаши в стакане на свободном столе. – Мы уже семь лет верны друг другу.
– Это не значит, что ты должен жениться на ней.
– Не должен – а хочу!
Он вытащил бумажник из заднего кармана, раскрыл его на фотографии невесты. Гортензия нащупала очки для чтения, висевшие у нее на шее на серебряной цепочке, поднесла их к глазам и критически оглядела этот «лакомый кусочек», стройняшку Пичи – чересчур костлявую, на взгляд Гортензии, – позирующую на пляже Уайлдвуд-Креста. Пичи была такой худой в этом своем цельном купальнике, висевшем на тощих бедрах, что ноги ее напоминали две соломинки, торчащие из ванильного молочного коктейля.
– Вот она, моя Пичи, – сказал Ники с гордостью.
– Помню ее. Как-то заходила сюда, несколько лет назад, с родителями. Брали у нас седан.
– Да, точно. Они навещали родню в Нью-Хейвене. Хотели произвести впечатление.
Гортензия кивнула.
– Своеволия ей не занимать. Всем указала, куда садиться в машине.
Ники спрятал бумажник в карман.
– А я люблю напористость.
– До поры.
– Это как?
– Когда устаешь от всего, что любишь в ней.
Ники привык к сентенциям миссис Муни. Однако на этот раз он не собирался позволить ей испортить ему настроение.
– Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились поближе. Когда-нибудь мы с Пичи придем к вам в гости.
– Не хватало еще, чтобы парочка итальянцев переполошила мне всю улицу! Народ сбежится, будто конец света настал, обступит вас и станет глазеть.
– А вы приготовьте нам ужин.
– Ни за что, мистер Кастоне.
– Даже когда мы назначим
