Теду я относилась серьезно, – проговорила Бриджит, словно оправдываясь.
– К сожалению, не так серьезно, как следовало, да и он, как я погляжу, не показал себя зрелым мужчиной. Вы оба вели себя как дети.
И снова Бриджит пришлось согласиться. Да, она вела себя легкомысленно, потому что так было проще, но теперь эта простота, а вернее сказать – ее инертность и недальновидность, бумерангом ударили по ней самой.
– Да, – сказала она. – Но, быть может, это была судьба, особое предначертание… Наверное, нам просто не суждено было быть вместе.
– Жаль только, что ты не поняла этого раньше.
– Конечно, жаль. – Бриджит вздохнула. И она, и Тед показали себя одинаково инфантильными, а ведь оба давно не были детьми.
– Позвони мне, если все-таки надумаешь приехать, – сказала миссис Николсон. – Я ничего не меняла в твоей комнате, там все осталось как прежде. И, конечно, я всегда рада тебя видеть. Приезжай, я покажу тебе, что́ мне недавно удалось раскопать относительно нашей семьи. Может быть, ты мне даже немного поможешь. Мне кажется, я наткнулась на что-то совершенно удивительное.
Бриджит не хотелось обижать мать, но именно сейчас ей меньше всего хотелось копаться в семейной истории, точнее – в истории своих предков по материнской линии, бравшей свое начало где-то во мраке раннего французского Средневековья. Собственно говоря, Бриджит никогда не разделяла страсти матери к генеалогии, хотя, бывало, она помогала ей отыскивать недостающие сведения в архивах или в Интернете. В целом Бриджит считала это занятие чем-то вроде стариковского хобби, хотя огромная и скрупулезная работа, проделанная матерью на этом поприще, вызывала ее уважение. Миссис Николсон, напротив, отдавалась своему увлечению, не жалея ни сил, ни времени; история семьи представлялась ей своеобразным наследством, которое она обязана передать дочери. Но Бриджит куда больше нравилось, что прошлое хранит свои загадки и тайны; даты рождения и смерти предков – пусть даже они были весьма достойными людьми – интересовали ее мало.
Вечер этого дня Бриджит провела у Эми. Когда же настало воскресенье, она попыталась засесть за книгу, но довольно скоро с удивлением обнаружила, что собранный ею материал – как, впрочем, и проблемы женской эмансипации в целом – кажется ей скучным и надуманным. Отчего-то они вдруг утратили для нее всякую привлекательность; в какой-то момент в мозгу Бриджит даже мелькнула крамольная мысль – а так ли уж все это важно? Ничего подобного она еще никогда не испытывала, но как раз с этим все было более или менее понятно: не только положение женщин в слаборазвитых странах, но и ее собственная жизнь казалась теперь Бриджит скучной и бессмысленной. Она потеряла Теда, лишилась работы и была близка к тому, чтобы возненавидеть книгу, над которой столько трудилась. Похоже, ее жизнь окончательно зашла в тупик, и что тут можно сделать, Бриджит не представляла.
А главное – зачем?
Ко вторнику все, что она до сих
