в издевательски-ласковой интонации:
– Что, родимый, устал? А мне вот скучно! Расскажи мне сказочку! Расскажи! Я без сказки не могу уснуть.
Юрий Петрович даже не сразу понял, что голос этот раздается в его собственной голове. А когда осознал, пришел в ужас. Неужели вот так запросто можно сойти с ума? Все знают, что голоса в голове – признак запущенной психической болезни. Но еще вчера он вполне владел своим рассудком, – ну разве что иногда не мог справиться со спонтанной яростью, но этим грешат многие горожане.
– Да ты не пужайся так, нормальный ты, – утешил его голосок. – Я не имею к тебе никакого отношения. Просто мы теперь всегда вместе будем.
– А… А ты кто? – чувствуя себя полным дураком, спросил Юрий.
– Так Парашенька же я! – как будто бы даже удивился голосок.
Юрий Петрович вспомнил странную красавицу, которая, вроде бы, толковала про какую-то Парашеньку, которую она ему дарит. Да еще и протягивала раскрытую пустую ладонь.
– Сказку давай! – потребовала Парашенька. – Не дам тебе спать, пока не расскажешь!
– Да вот еще! – немного осмелел Юрий Петрович. – Я тебя вообще не знаю. Ты не можешь меня заставить делать то, чего я делать не хочу.
Гордо повернулся на другой бок и решительно закрыл глаза. Но не тут-то было.
Парашенька говорила все громче. От звука ее скрипучего голоса у него голова начала раскалываться. Парашенька требовала сказку. Уже когда за окном занялся рассвет, измученный Юрий Петрович наконец сдался. Никаких сказок он не знал. Но наплел ей что-то, – кажется, из Пушкина. Не цитировал, разумеется, а своими словами пересказал. Только тогда Парашенька замолчала, и он смог хотя бы на пару часов провалиться в сон.
С тех пор эта Парашенька начала его преследовать. Это была пытка. Ее голос начинал звучать в самые неподходящие моменты. Даже когда он в душ шел, Парашенька не желала оставлять его в покое. Она была очень требовательной и очень противной. Она просила сказок, просила петь ей песни, даже станцевать однажды попросила – и добилась ведь своего! Она просила поставить ей на подоконник отдельный стакан молока, просила купить торт „Наполеон“, просила читать ей вслух, – он специально мотался в букинистический за Хотинским, которого несносная Парашенька желала послушать. Юрий Петрович стал нервным и раздражительным. Все свое время он теперь проводил один (вернее, только со стороны казалось, что один, на самом же деле с ним всегда была Парашенька). Все друзья от него отвернулись. Пойти с такой проблемой к психиатру он стеснялся – да и понимал, что дело тут явно в какой-то хитрой магии, а не в биологическом нарушении мозга.
Так прошел почти целый год, прежде чем одна из его соседок по лестничной клетке не заметила, что Юрий Петрович разговаривает сам собою. Женщина та была пожилая и скучающая, – прильнув ухом к своей двери, она внимательно выслушала монолог соседа, а потом вышла к нему. Да не просто так, – чтобы позором его насладиться. А с ценным
