ж это?! Опять незнамо, куда привели! Да как же это? Помыться бы, попить, поесть чего-нибудь!
Егор Павлович с пистолетом в руке, красный, возбуждённый, то появлялся, то исчезал внутри ограждения. Вдоль колонны прибавилось оцепление. Стволы тускло отсвечивали в темноте, пугая людей неожиданной смертью. Охранники махали прикладами, сбивая людей в кучу. Людской ропот прекратился. Наконец ворота распахнулись. Колонна, подгоняемая конвоем, медленно перетекла внутрь и побрела к складам. Там, в огромном амбаре, им было приготовлено временное пристанище. В центре стояли четыре параши, несколько ведёр с водой, в углу были свалены мешки с хлебом. Ни матрацев, ни соломы не было. Земляной пол источал влагу, кое-где блестели лужицы воды. Стены сырые, с каплями сырости.
– А где сухой паёк? – крикнул Егор Павлович, поигрывая вальтером. Пистолет был под стать обмундированию – такой же новенький, блестящий, как новогодняя игрушка.
– Везут уже! – откликнулся кто-то невидимый. – Телеграмма поздно пришла.
– А-а, – безучастно ответил Егор Павлович и выскочил из амбара. Люди притянули за собой непристойный запах общего горя, окутавший плотной завесой неказистые складские помещения. Их наспех построили в начале весны для хозяйственных нужд комендатуры. Здесь хранили дрова, оборудование, инвентарь и вещёвку, а сейчас в щелястом сарае должны были осесть люди. И никто не знал, сколько они будут находиться в этом помещении.
Массовое сознание медленно работает, но включается мгновенно, когда чувствует, что его опять обманули. Люди не просто роптали; они стали бросаться на стены, и сбитый на скорую руку склад угрожающе затрещал. В другом конце посыпались доски. Вооружённый конвоир, стоявший в центре склада, вскинулся и наугад уложил сразу пять человек. Потянуло гарью. Послышался глухой стук. Застреленные рухнули, как тяжёлые мешки. Остальные мигом затихли и принялись устраиваться, где кто сможет.
В девять утра Горбунов уже был в управлении. Постовой на входе угрюмо кивнул, видимо, узнал. В милиции отменили выходные в связи с облавами, поэтому Григорий Алексеевич не удивился, увидев вчерашнего знакомого. Пройдя по коридору, Горбунов свернул в приёмную Петрова, но в ней никого не было. Письменный стол, за которым обычно сидели секретарь и помощник начальника управления, и, по всем канцелярским законам, заваленный бумажными кипами, в данную минуту поражал девственной пустотой. Горбунов постучался в дверь начальника управления.
– Войдите! – гулким эхом разнеслось в приёмной. Григорий Алексеевич недоумённо прислушался. Петров громко кашлял, но разговаривал тихо. На громкий разговор у него не было сил. Кто там у него?
– Рад приветствовать!
За столом сидел тот самый Василий Пилипчук, молодой красавец с пышным чубом. Горбунов несколько раз видел его с Вороновым в агитационном кабинете.
– А-а, Григорий Алексеевич, рад видеть! Приветствую, – сказал Пилипчук и слегка привстал, затем шумно плюхнулся в начальственное
