ни разу в жизни мне не приходилось разговаривать с дверными ручками!
Я растерялась, уставилась на очередное здешнее чудо, протерла глаза, дотронулась до двери Посохом и пробормотала первое, что пришло в голову:
– Тебя не существует. Ты – не то, чем кажешься.
– Я ручка двери, а ты – глупая девочка! – хрипло каркнул ворон и снова подмигнул мне блестящим глазом.
Надо заметить, выпуклая воронья голова на медном колпачке, начищенном до блеска, казалась верхом искусства.
– Тогда зачем тебе разговаривать со мной, если ты ручка двери? – собралась я наконец с мыслями.
– Скучно, знаешь ли, висеть тут без всякого дела. Последний раз в этой комнате ночевали очень давно. Больше тридцати лет назад здесь спал Им-Сиан, один из лучших представителей Вороньего рода, на этой самой кровати, и мы обогревали его, лечили его раны.
– Иоко спал тут тридцать лет назад? – Я уловила только эту информацию и уже таращилась на ручку так, словно общалась с живым человеком.
– Если быть точным, то тридцать два года и пять месяцев назад, – с готовностью сообщила воронья голова.
– Ты врешь, потому что времени нет! – сообразила вдруг я. – Не было никаких тридцати двух лет ни для кого! Время стоит, и все остается неизменным!
– Только не в этом замке, – совершенно спокойно сообщила птица. – Он скрыт во временном убежище, которое создала для него Воронья Мать, у него особое предназначение. Но я не стану говорить об этом с тобой, девочка с Посохом. Приведи себя в порядок и иди своим путем. У тебя волосы на лицо свисают, и неплохо бы смыть со щеки это жуткое пятно, которое тебя уродует. – И ручка довольно усмехнулась.
У меня внутри будто бомба взорвалась! Какое пятно? Оно давно пропало, и я давно уже чувствовала себя обычным человеком!
На стене с противоположной стороны от окон я увидела здоровенное квадратное зеркало, задрапированное тяжелым темно-красным бархатом, которое не сразу бросалось в глаза.
Я тут же направилась к нему, по-прежнему сжимая в руках Посох. Снова здешнее эхо старательно повторило мои шаги, и тишина замка заставила тревогу закрасться в мою душу.
Зеркало оказалось очень старым и помутневшим, словно внутри него находился серый туман, и очертания темной комнаты представлялись в его глубине нарисованной размытыми штрихами картиной. Но едва я всмотрелась в мутную глубину, как по зеркальной глади пробежала рябь, что случается на море во время слабого ветра.
Зеркало как будто вздохнуло, просыпаясь от долгой спячки, и мне вдруг показалось, что оно смотрит на меня долгим, задумчивым взглядом.
Я попятилась, пытаясь унять гулкий стук сердца где-то у себя в горле.
Что это еще за чертовщина? Куда я попала?
И в этот момент я увидела себя.
Почему-то без Посоха, без плаща Иоко. В своих чистых, выстиранных джинсах и клетчатой рубашке, с растрепанными
