style="font-size:15px;"> – А вот тут начинается самое приятное. Дело не принадлежит адвокату. Оно принадлежит Карлу Айверсону. Это дело Карла, и адвокат обязан его отдать. Моя тетя пошлет по электронной почте форму заявления, которую ему необходимо подписать для того, чтобы запросить дело, и они обязаны его отдать или лично ему, или его представителю.
– То есть все, что мне нужно сделать, – это уговорить Карла подписать заявление, да?
– Ему придется его подписать. Если он не подпишет, значит все, что он говорил, – полное фуфло. Либо он подписывает заявление, либо остается лживым ублюдком, который играет с тобой втемную, отказываясь признаваться в содеянном.
Глава 8
Я видел, как мама просыпалась по утрам со следами вчерашней попойки в свалявшихся волосах. Я видел, как она, шатаясь, входила в квартиру, пьяная в дымину, с туфлями в одной руке и скомканным нижним бельем в другой. Но я никогда не видел ее такой жалкой, как тогда, когда она прошаркала в зал судебных заседаний округа Моуэр в оранжевом тюремном комбинезоне, в наручниках и с кандалами на ногах. После трех дней без макияжа и душа кожа на лице припухла и стала похожа на старую мешковину. Белокурые волосы с темно-коричневыми корнями свисали покрытыми перхотью жирными прядями. Опущенные плечи выдавались вперед, словно наручники на запястьях тянули маму к земле.
К слову сказать, перед тем как поехать в суд, где должно было разбираться мамино дело, я завез Джереми к ней на квартиру.
Маму привели с еще какими-то тремя заключенными, тоже в оранжевых комбинезонах. Встретившись со мной глазами, мама жестом попросила меня подойти к деревянному ограждению. Она стояла возле стола адвоката с удобными стульями по одну сторону барьера, а я – по другую, в галерее с деревянными церковными скамьями. Увидев, что я направляюсь к барьеру, судебный пристав остановил меня взмахом руки: сигнал не подходить слишком близко во избежание передачи оружия или другой контрабанды людям в оранжевом.
– Ты должен внести за меня залог! – яростным шепотом произнесла мама.
Вблизи я увидел, что стресс тюремного заключения оставил полукружья черных мешков под ее налитыми кровью глазами. У мамы был такой вид, будто она не спала много-много дней.
– О какой сумме идет речь? – спросил я.
– Тюремный надзиратель говорит, мне, наверное, потребуется три тысячи, чтобы выйти под залог. А иначе я останусь в тюрьме.
– Три тысячи! Эти деньги нужны мне для школы.
– Джои, я не могу остаться в тюрьме! – разрыдалась мама. – Там полно психов. Они орут всю ночь напролет. Я не могу спать. Еще немного – и я тоже свихнусь. Не заставляй меня возвращаться туда. Джои, пожалуйста!
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но все слова застряли в горле. Мне было ее жалко, ведь как-никак это была моя мать, женщина, которая подарила мне жизнь. Но если я отдам ей три тысячи долларов, то уже в следующем семестре окажусь без денег. Мои мысли о том, как остаться в колледже, разбивались о стоящий перед глазами образ матери в часы отчаяния. Я не мог говорить. Что бы я ни сказал, все было бы неправильно. От
